Проект Конституции Екатерины II

 

Историки, работавшие над материалами Екатерины II, в полной мере смогли оценить всю совокупность законов и законопроектов, оставшихся после весьма плодовитой императрицы, считавшей в шутку, что она страдает «законобесием» – непреодолимым желанием, как она пишет, «царапать законы». Термин «конституция» в категориях права XVIII века нужно понимать как «организацию», «устройство», «структуру права», целостную систему правовых норм. И тогда вся огромная законодательная работа Екатерины II, особенно в 1770–1780‑х годах, приобретает совершенно другой смысл, становится выполнением ею работы по схеме‑плану «всеобщего законоположения», состоящего из больших законодательных блоков. Теперь осознана глобальность правовой реформы Екатерины II, которая не ограничивалась созданием сословного строя со всеми его юридическими атрибутами, но шла к созданию единого Свода государственных установлений. Эта гигантская, непосильная одному человеку работа велась императрицей вполне успешно.

Свод ее законов пронизывали общие принципы, лежащие в основе законности просвещенной монархии. Разработку этого грандиозного плана Екатерина II начала в середине 1780‑х годов, когда благодаря ее усилиям появились Жалованные грамоты, были написаны проекты других важных законов, которые могли составить единое правовое здание «законной монархии». Центральное положение в Своде занимал «Наказ Сенату», подготовленный в 1787 году. По своему названию он как бы перекликается с Наказом Уложенной Комиссии 1767 года, знаменуя собой новую стадию законодательной деятельности, после того как публикацией Жалованных грамот были заложены основы сословного строя.

Императрица, составляя «Наказ Сенату», впервые после Наказа Уложенной комиссии делает наиболее серьезную попытку заново сформулировать основы правового статуса самодержавия, хотя в обосновании самодержавной формы правления принципиально новых идей мы не встретим. К такой работе подходит пословица «Тех же щей, да пожиже влей». В «Наказе Сенату» фигурирует вся старая аргументация необходимости самодержавия: географический фактор, целесообразность в обширной России именно такого строя, высшие цели монарха – добро для народа. Более четко, чем раньше, «Наказ Сенату» утверждает как незыблемый принцип полноту самодержавной власти. Именно она – единственный источник закона. Одновременно неизменяемость верховных прав самодержца утверждается как непреложный закон. В попытке подорвать хотя бы одну из основ самодержавия Екатерина видит неисчислимые страшные последствия для России. Наконец, в «Наказе Сенату» Екатерина II затрагивает проблему престолонаследия, бывшую, как мы знаем, пожалуй, самой острой для самодержавия в XVIII веке. Екатерина II исходит из общего положения, что, как и все в стране просвещенного монарха, порядок престолонаследия должен определяться законом, в котором должны соблюдаться важнейшие принципы: единонаследие, предпочтение прав первородства, а также наследования по мужской линии. Оговаривались и условия лишения наследника прав престолонаследия.

 

Заметки на полях

Императрица Екатерина II много работала и с годами превратилась в опытного законодателя, став наряду с Петром I и Александром II крупнейшим реформатором новой русской истории. Сохранились тысячи страниц законопроектов, испещренных поправками и дополнениями рукой Екатерины II, вникавшей во все тонкости законодательства, умевшей мыслить масштабно, на многие годы вперед. Постепенно у нее появился и опыт государственного управления. Отличаясь невероятной трудоспособностью, усидчивостью, любовью и интересом к творческой работе, Екатерина II сумела добиться необыкновенного для женщины и иностранки авторитета как внутри страны, так и за пределами России. Этому способствовала ее многолетняя переписка с крупнейшими философами и общественными деятелями тогдашней Европы: Вольтером, Д’Аламбером, Дидро и др. Сотни писем, посланных ею постоянному адресату Мельхиору Гримму, не скрывавшему их от просвещенной европейской общественности, способствовали громкой славе Екатерины Великой как правительницы гуманной, благородной, умной, с широким кругозором.

 

Не менее важна вторая часть Свода государственных установлений – «О узаконениях вообще». В этом документе закон признается как единственный принцип общественных взаимоотношений. Говорится о том, что есть «законность» как совокупности «непременных прав» подданных: право на жизнь, личную безопасность, здоровье, имя, презумпция невиновности, а также право требовать судебной защиты, апеллировать к высшей власти. Екатерина сформулировала и ряд положений, которые должны были защитить правовой строй, гарантировать незыблемость закона. Все подданные должны соблюдать законы, признавать законность судов, монополию и законность их решений. Запрещалось наказывать за то, что не определено законом как преступление. Кроме того, отныне закон не имел обратной силы. Провозглашалась свобода вероисповедания, запрещалось наказывать «за мысли и слова людские». Особенностью Свода было то, что эти общие для подданных‑граждан законы и их равная ответственность перед верховной властью находили реализацию через сословную систему права. Таким образом, правовая система становилась достаточно гармоничной и сбалансированной настолько, насколько это было возможно в стране, где половину населения составляли крепостные.

 

Заглянем в источник

Как некогда Петр Великий, умерший в беспокойстве о будущем и сомнении в будущем создаваемого им государства, так и Екатерина Великая в конце жизни с грустью записала:

«Не вем (т. е. не ведаю. – Е. А.), ради ково тружусь и мои труды и попеченье и горячею к пользы империи радении не будет ли тщетны. Понеже вижу, что мое умоположение не могу учинить в наследственное».

Почти в том же духе выражался в письме 1715 года к сыну Алексею Петр Великий:

«Я есмь человек и смерти подлежу, то кому вышеписанное с помощию Вышняго насаждение и уже некоторое и возращенное оставлю? Тому, иже уподобился ленивому рабу евангельскому, вкопавшему талант свой в землю!?»

Судьба всего огромного «здания просвещенной монархии», возводимого всю жизнь Екатериной, вдруг (как некогда судьба петровского государства) оказалась поставленной в зависимость от «благонравия», «умеренности» и других душевных качеств наследника.

 

Екатерина II не опубликовала Свод государственных установлений. И дело, вероятно, не в том, что русское общество не созрело для подобных актов. Практика законотворчества в екатерининское и другие времена показывает, что часто опережающие сознание правовые акты становятся важными вехами в формировании этого же правового сознания и элементов гражданского общества. Екатерина не спешила опубликовать «Наказ Сенату», ибо у нее, вероятно, были сомнения относительно возможностей этого бюрократического органа быть «хранителем законов».

В этом‑то и заключалось глубинное противоречие самодержавия, которое, сохраняя и законодательно утверждая свою неприкосновенность, оказывалось в силу своей же неподконтрольности страшно зависимым от случайностей, к числу которых относились личные взгляды и пристрастия наследника. Так получалось, что вся сила самодержавия, основанная на непререкаемом праве править без ограничений, без четкого определения компетенций монарха как высшего должностного лица, оборачивалась для русского самодержавия неожиданной стороной, делало его в какие‑то моменты беззащитным. Начиная с 1682 года огромная власть самодержца оказывалась многократно подвержена нападкам авантюристов и не раз становилась заложником гвардейцев и «ночных императоров» – фаворитов. Достаточно было нескольких сотен или даже десятков пьяных гвардейцев, чтобы свергнуть законного государя и возвести на престол нового. Из таких государей двое (Елизавета Петровна, Екатерина II) оказались попросту узурпаторами, нарушившими как все юридические нормы, присягу, так и традиционные «династические счеты». Словом, самодержавие окрепло и развилось за пределами «поля» права, законности. В этом состояла его сила, но одновременно – и его слабость. Оно было беззащитно перед лицом случайностей, становилось жертвой авантюристов. Развитие же тех правовых выборных и представительских институтов (земских и иных), которые существовали в России до утверждения самодержавия, могло бы, в принципе, обеспечить русскому царю‑императору гарантии неприкосновенности его власти и личности, ибо защита закона и установленных им порядков является институционной обязанностью подобных правовых учреждений. Но тогда самодержец утратил бы свое бесконтрольное право повелевать. Поэтому он и не мог пойти на создание таких институтов. А в отсутствии таких учреждений скрыты причины хронической политической неустойчивости в России на протяжении всего XVIII века, да и позже. Получался замкнутый, неразрешимый до 1917 года круг.