Глава III КОНЦЕПЦИЯ «ИСКЛЮЧЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ» В ПРАВЕ И ПРАКТИКЕ ЭКСТРАДИЦИИ

Использование экстрадиции преимущественно в борьбе с общеуголовной преступностью — краеугольный камень всей системы международного сотрудничества в уголовно-правовой сфере, являющейся результатом длительного развития международного уголовного права и судебной практики. Начиная с XIX столетия позитивные изменения международного права, и в особенности института политического убежища, привели к установлению определенных ограничений на экстрадицию беглых преступников, которая перестала рассматриваться в качестве процедуры, применяемой безотносительно к характеру совершенного лицом деяния.

Действительно, если государство, предоставляя убежище преследуемым иностранным подданным на своей территории, не гарантировало бы им правовой защиты, в том числе от выдачи и высылки, это практически подорвало бы доверие к праву убежища. Как отмечает О'Коннелл, если бы экстрадиция применялась ко всем преступникам, то концепция политического убежища не имела бы никакого значения1. Впоследствии подход, основанный на ограничении выдачи за так называемые политические преступления, получил повсеместное признание в экстрадиционной практике в виде целостной концепции «исключения политических преступлений» (■«political offence exception*). Что же касается юридического оформления данного правила, то впервые оно было включено в Договор 1831 г. между Францией и Швецией. С другой стороны, Бельгия явилась первой страной, принявшей в 1833 г. Закон об экстрадиции и предусмотревшей ограничения на выдачу лиц, преследуемых за совершение политических преступлений. После Бельгии аналогичное правило включили в свои законодательные акты Великобритания (1870 г.), Нидерланды (1875 г.), Франция (1927 г.), Германия (1929 г.). Соединенные Штаты Америки стали придерживаться практики невыдачи за политические преступления начиная с 1843 г.

Достаточно широкие рамки применения указанной концепции позволили некоторым правоведам высказаться в том духе, что она может рассмат-

1 O'ConnellD. International Law. N.Y., 1965. P. 799.

82         Концепция «исключения политических преступлений*

риваться в качестве общего принципа международного права2. Однако это мнение является ошибочным, поскольку ограничение выдачи лиц, совершивших политическое преступление, представляет собой исключение из общих договорных обязательств запрашивающего государства по экстрадиции. Данное правило не связывает все без исключения государства и не может применяться в любом деле3. Мы солидарны с мнением Геоффа Джил-берта, который считает, что ограничение выдачи за политическое преступление — это вопрос государственной практики, а не общий принцип международного права4.

Таким образом, государства резервируют за собой право предоставлять на собственной территории убежище преследуемым лицам и на этой основе могут отказывать в экстрадиции за политические преступления5. Мы не будем специально рассматривать общие вопросы, связанные со статусом беженца и институтом убежища в международном праве, поскольку они достаточно подробно проанализированы в специальной литературе6, анализируя их лишь в той мере, в какой это связано с предметом нашего исследования.

Прежде всего необходимо заметить, что предусмотренное национальными конституциями право на политическое убежище относится к той малочисленной категории прав человека, которая не получила признания как в общем, так и в универсальном договорном международном праве. Статья. 14 Всеобщей декларации прав человека, как однозначно свидетельствует международная практика, не трансформировалась в обычное международное право. Предоставление убежища следует рассматривать не как общее международно-правовое обязательство государств, а как их суверенное правомо-

2          Report of the Law Enforcement Commission. Cmnd 5627. L, 1974.

3          Stanbrook I, Stanbrook С Op. cit. P. 65.

4          Gilbert G. Aspects of Extradition Law. P. 117.

5          Haas H. L'extradition et la protection du refugie. P.,1984.

6          Sinha S.P. Asylum and International Law. The Hague, 1971; Grahl-Madsen A.

Territorial Asylum. Stockholm, 1980; Goodmn-Gill G. The Refugee in International Law.

Oxford, 1996; Shah P. Refugees, Race and the Legal Concept of Asylum in Britain. L, 2000;

FitzpatricJ. Human Rights Protection for Refugees, Asylum-Seekers and Internally

Displaced Persons. N.Y., 2000; Mole N. Asylum and the European Convention on Human

Rights. 3 ed. Strasbourg, 2000; Garry H. Harmonisation of Asylum Law and Policy Within

in the European Union: a Human Rights Perspective // Neth. Q. Hum. Rts. 2002. Vol. 20.

No 2. P. 163—184; Martin S. Asylum in Practice: Successes, Failures and the Challenges

Ahead // Geo. Int'l L. J. 2000. Vol. 14. No 3. P. 589-617; PolletK. The Amsterdam Treaty

and Immigration and Asylum Policies: A Legal Analysis // Rev. des Aff. Eur. 2000. Vol. 10.

No 1/2. P. 57—80; Bell M. Mainstreaming Equality Norms into European Union Asylum

Law // European L. Rev. 2001. Vol. 26. No 1. P. 20-35; Billings P. The Influence of Human

Rights Law on the Procedural Formalities of the Asylum Determination Process // Int'l

J. Hum. Rts. 1998. Vol. 2. No 1. P. 32-61; Blake N. Immigration, Asylum and Human

Rights. Oxford, 2003.

Концепция «исключения политических преступлений*   83

чие7. Право убежища, отмечает Л.Н. Анисимов, является институтом, основанным на государственном суверенитете, и носит исключительно политический характер8.

Комиссия международного права ООН предпринимала попытку кодифицирования права убежища, которая, однако, не увенчалась успехом и завершилась принятием 14 декабря 1967 г. не имеющей обязательной силы Декларации о территориальном убежище.

Подчеркнем, тем не менее, что в любом случае предоставление убежища означает разрешение въезда, поселения, обеспечение безопасного проживания, невыдачу и невысылку лица в страну, где оно может подвергнуться преследованию, и прежде всего в страну гражданства. При этом предусматриваются специальные меры по защите лиц, ищущих убежище, которые позволяют им оставаться на территории государства пребывания до рассмотрения их обращений о получении соответствующего статуса [беженца].

Декларация о территориальном убежище (п. 1 ст. 3) предусматривает, что ни к какому лицу, которое имеет право убежища, не должны применяться такие меры, как отказ от разрешения перехода границы или, если оно уже вступило на территорию, на которой ищет убежище, высылка, принудительное возвращение в какую-либо страну, где это лицо может подвергнуться преследованию. Исключение из этого принципа допускается только по соображениям национальной безопасности или в целях защиты населения, например в случае массового притока людей. В случае, если какое-либо государство решит выслать лицо, оно должно предоставить ему возможность переезда в другое государство — путем предоставления временного убежища либо иным путем9.

Конвенция ООН о статусе беженцев 1951 г. в ст. 32 предусмотрела, что Договаривающиеся Государства не будут высылать законно проживающих на их территориях беженцев иначе как по соображениям государственной безопасности или общественного порядка. Высылка таких беженцев будет производиться только во исполнение решений, вынесенных в судебном порядке10. В отличие от ст. 32, защищающей от высылки беженцев, проживающих в стране на законном основании, ст. 33 Конвенции защищает от высылки даже тех лиц, которые находятся в стране нелегально, хотя при этом и оговаривается, что такая защита применяется в случае угрозы их жизни и свободе вследствие их расы, религии, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений.

7          См.: Гусейнов Л. Конституция Азербайджанской Республики, права человека и

международное право// Международное право. 1998. № 1. С. 24—25.

8          См.: Международное право/Отв. ред. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. С. 168.

9          См.: Durieux J.-F., McAdamJ. Non-Refoulement through Time: The Case for a

Derogation Clause in Mass Influx Emergencies// Int'l J. R. L. 2004. Vol. 16. No 1.

P. 4-24.

10         См. там же. С. 294.

84         Концепция «исключения политических преступлений»

В целом же принцип отказа от высылки non-refoidement (фр. «ге/ом/ег» — отгонять, отбрасывать), нашедший свое подтверждение в международном праве, означает, что ни один человек, ищущий убежище, не будет возвращен в страну, где он может стать жертвой серьезных нарушений прав человека. Данный принцип имеет статус jus cogens и вне зависимости от участия государства в Конвенции о статусе беженцев является обязательным для него". Существенное значение этого принципа обусловливает необходимость тщательно обоснованного подхода к вопросу высылки лица и анализа существующих при этом рисков, что, кстати, подтверждается и судебной практикой отдельных стран12. Так, по делу United States ex. rel. Hudak v. Uhl окружной суд постановил, что в том случае, когда возвращение лица на родину станет средством его наказания, США будут высылать его в любую другую страну, которая его примет13.

Следует также учесть, что в международном праве отдельные юридические инструменты в прямой либо косвенной форме содержат положения, подкрепляющие принцип отказа от высылки (non-refoulement).

В частности, как уже отмечалось, Конвенция ООН против пыток в ст. 3 запретила государствам-участникам высылать, возвращать или выдавать какое-либо лицо другому государству, если существуют серьезные основания полагать, что там ему может угрожать применение пыток14.

Исполнительный комитет Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) в Резолюции N 17 (XXXI) 1980 г. «Проблемы экстрадиции, влияющие на положение беженцев» отметил основополагающий характер принципа non-refoulement и подчеркнул, что беженцев нужно защищать от выдачи государству, где у них есть серьезные основания опасаться преследований по причинам, указанным в ст. 1 А (2) Конвенции о статусе беженцев15.

Хотя высылка в страну, откуда прибыло лицо, по своим внешним параметрам может напоминать выдачу, это существенным образом различающиеся правовые процедуры. Как указывает Л.Н. Галенская, выдача и высылка (как административный акт) имеют ту общую черту, что они являются ак-

11         AllainJ. The Jus Cogens Nature of Non-Refoulement // Int'l J. R. L. 2001. Vol. 13.

No 4. P. 533-558; Lauterpacht E., Benthlehem D. The Scope and Content of the Principle

of non-refoulement // Refugee Protection in International Law / Ed. by E. Feller, V. Turk,

F. Nicholson, 2003. P. 87-178.

12         Stenberg G. Non-Expulsion and Non-Refoulement the Prohibition Against Removal

of Refugees with Special Reference to Article 32 and 33 of the 1951 Convention Relating

to the Status of Refugees // Studies in International Law. Uppsala, 1989.

13         Morgenstem F. The Right of Asylum// Brit. Y.B. Int'l L. 1949. P. 348.

14         Weissbrodt D., Hortreiter I. The Principle of non-refoulement: Article 3 of the

Convention Against Torture and Other Cruel, Inhuman or Degrading Treatment or

Punishment in Comparison with the non-refoulement Provisions of Other International

Human Rights Treaties// Buffalo Hum. Rts. L. Rev. 1999. Vol. 3. P. 1-73.

15         UN Doc. A/AC. 96/588. P. 48 (2).

Концепция ^исключения политических преступлений»   85

тами изгнания индивида с территории государства. Разница заключается в следующем:

а)         высылка является административным актом, выдача — актом правовой вза

имопомощи16;

б)         высылка — институт внутригосударственный, выдача — международно-пра

вовой;

в)         если выдача предполагает в дальнейшем судебное преследование выданного

лица, то высылка этого не предполагает;

г)          высылка производится по инициативе государства, на территории которого

находится лицо, а выдача — только при наличии требования о выдаче17.

Следует также упомянуть о различиях в основаниях для осуществления указанных действий, круге субъектов, которые подвергаются указанным процедурам, юридических последствиях высылки и выдачи, которые еще раз подтверждают различие их правовой природы.

Хотя в Конвенции ООН о статусе беженцев прямо и не говорится о выдаче беженцев, принцип non-refoulement должен обеспечиваться и в этом контексте, поскольку другие положения Конвенции уже учитывают стремление государства, предоставляющего убежище, не быть связанным обязательством принимать лиц, совершающих тяжкие преступления18. В связи с этим сама Конвенция 1951 г. предусматривает ряд исключений из сферы защиты беженцев, преследуемых по политическим мотивам, и, согласно ст. IF,

16         По нашему мнению, в контексте выдачи было бы правильнее говорить об акте

международного сотрудничества, поскольку правовая помощь по уголовным делам

охватывает иные действия. Указанное в основном подтверждается и международной

договорно-правовой практикой, которая не включает экстрадицию в предмет дого

воров о правовой помощи. Подтверждением тому является практика Совета Евро

пы, в рамках которой приняты отдельные договоры о правовой взаимопомощи по

уголовным делам и экстрадиции. В рамках ООН в 1990 г. были приняты два Типо

вых договора, один из которых посвящен правовой помощи, другой — экстрадиции.

Аналогичная практика характеризует и двустороннюю договорную практику, хотя и

страны СНГ составляют исключение из данного правила и обычно объединяют ка

чественно различающиеся по предмету своего регулирования проблемы в одном

договоре. Причем это происходит как на двустороннем, так и на многостороннем

уровне. Например, Конвенция СНГ о правовой помощи включает регулирование

отношений по семейным, гражданским и уголовным делам. С другой стороны, раз

дел Конвенции, посвященный выдаче, помещен в главе о правовой помощи, хотя

логичнее было разграничить правовую помощь по уголовным делам и экстрадицию,

приняв самостоятельные договоры с собственным предметом регулирования.

17         См.: Галенская Л.Н. Право убежища: (Международно-правовые вопросы). С. 79.

18         См.: Гудвин-Гилл Г. Статус беженцев в международном праве. М., 1997. С. 181.

См. также: Kalin W. Das Prinzip des non-refoulement das Verbot der Zuruckweisung,

Ausweisung und Auslieferung von Fluchtlingen in den Verfolgerstaat im Volkerrecht und

im scweizerischen Landesrecht // Europaische Hochschulschriften: Reine 2, Rechts-

wissenshaft. Bern, 1982; Масловский В. Эволюция принципа невысылки в междуна

родном праве и проблемы его закрепления в законодательстве Республики Белорус

сия // БЖМПМО. 2002. № 1.

i

86         Концепция «исключения политических преступлений»

устанавливает, что ее положения не распространяются на тех лиц, в отношении которых имеются серьезные основания предполагать, что они:

совершили преступление против мира, военное преступление или преступ

ление против человечности в соответствии с определением, данным этим де

яниям в международных актах, составленных в целях принятия мер в отно

шении подобных преступлений;

совершили тяжкое преступление неполитического характера вне страны, давшей

им убежище, и до того, как были допущены в эту страну в качестве беженцев;

виновны в совершении деяний, противоречащих целям и принципам Орга

низации Объединенных Наций.

В ст. IF (а) наиболее проблематичным является вопрос о преступлениях против мира. Во-первых, до настоящего времени нет какой-либо общеприемлемой дефиниции подобных преступлений для целей установления индивидуальной уголовной ответственности. Во-вторых, не существует и действующих международных юридических инструментов [договоров], которые определяли бы соответствующую категорию преступлений19, хотя и в международном праве имеются отдельные примеры, когда предпринимались подобного рода попытки. В частности, Устав Нюрнбергского военного трибунала, устанавливая ответственность за преступления против мира, в ст. 6 определял их как планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений либо участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из перечисленных действий20.

Однако все попытки, предпринятые после Второй мировой войны в целях выработки определения преступлений против мира, включая агрессию, оказались безрезультатными. Несмотря на некоторые подвижки, связанные с принятием Генеральной Ассамблеей ООН Резолюции 3314 (XXIX) от 14 декабря 1974 г. «Об определении агрессии», а также с принятием во втором чтении Комиссией международного права проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 16 которого предусматривает ответственность за агрессию, не удалось выработать дефиницию агрессии как преступления, подпадающего под юрисдикцию Международного уголовного суда. Именно это преступление оказалось единственным из деяний, упоминание о котором в ст. 5 Статута МУС носит декларативный характер. Хотя в Подготовительном комитете была продемонстрирована значительная поддержка пункта о включении агрессии в число деяний, которые сможет преследовать Суд, возникли проблемы относительно опреде-

19         Pejic E. Article I F(a): The Notion of International Crimes // Int'l J. R. L. 2000.

Vol. 12. Special Supplementary Issue. P. 12.

20         См.: Действующее международное право. Т. 3. С. 764—765. См. об этом также: Алек

сеев Н.С. Ответственность нацистских преступников. М., 1968; Нюрнбергский процесс: пра

во против войны и фашизма / Под ред. И.А. Ледях и И.И. Лукашука. М. 1995; Marrus M.

The Nuremberg War Crimes Trial, 1945-1946: A Documentary History. Bedford, 1999.

Концепция «исключения политических преступлений*   87

ления данного преступления21. Согласно ч. 2 ст. 5, Суд осуществляет юрисдикцию в отношении преступления агрессии, как только будет принято в соответствии со ст. 121 и 123 положение, содержащее его определение и излагающее условия, при которых Суд осуществляет юрисдикцию касательно этого преступления. Некоторый оптимизм внушает тот факт, что в ноябре 1999 г. была создана рабочая группа по данному преступлению, а это позволяет надеяться, что приемлемое определение будет выработано достаточно быстро22. Несколько иная ситуация по сравнению с преступлениями против мира имеется в случае с военными преступлениями. Уже к моменту принятия в 1951 г. Конвенции о статусе беженцев существовали юридические инструменты, квалифицировавшие в качестве военных преступлений серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные в ходе вооруженных конфликтов международного характера (IV Гаагская конвенция 1907 г., Женевские конвенции 1949 г.). Впоследствии категория военных преступлений была расширена и видоизменена (в частности, в качестве военных преступлений стали квалифицироваться соответствующие деяния, совершенные в ситуации внутреннего вооруженного конфликта), и в том числе в связи с принятием таких важнейших юридических документов, как Дополнительные протоколы к Женевским конвенциям 1977 г.23 Однако

21         Dawson G. Defining Substantive Crimes Within the Subject Matter Jurisdiction of the

International Criminal Court: What is the Crime of Aggression?// N. Y. L. Sch. J. Int'l &

Сотр. L. 2000. Vol. 19. No 3. P. 413-452; Antonopulos С Whatever Happened to Crimes

Against Peace//J. С & S. L. 2001. Vol. 6. No 1. P. 33-62; Ntanda Nsereko D. Aggression

Under the Rome Statute of the International Criminal Court // Nordic J. Int'l L. 2002. Vol. 71.

No 4. P. 497—521; Ciciriello M.C. L'aggressione in dritto internazionale. Da 'crimine' di Stato

a crimine dell'individuo. Napoli Editoriale Scientifica. 2002 (рецензию на данное издание см.:

Villa С. in European J. I. L 2004. Vol. 15. No 1. P. 593-616); Schabas W. The Unfinished Work

of Defining Aggression: How Many Times Must the Cannonballs Fly, Before They Are Forever

Banned? // The Permanent International Criminal Court / D. McGoldrick, P. Rowe,

E. Donelly (eds). Oxford, 2004. P. 123-142; PoM M. The International Criminal Court and

the Crime of Aggression. Aldershot, 2004.

22         Byron S., Turns D. The Preparatory Commission for the International Criminal Court //

Int'l & Сотр. L. Q. 2001. Vol. 50. No 2. P. 429; Clark R. Rethinking Aggression as a Crime

and Formulating Its Elements: The Final Work-Product of the Preparatory Commission for

the International Criminal Court// Leiden J. Int'l L. 2002. Vol. 15. No 4. P. 859-890.

23         Bothe M. War Crimes in Non-International Armed Conflicts // War Crimes in

International Law / Ed. by Y. Dinstein, M. Tabory. The Hague. 1996. P. 293-304; Byron С

Armed Conflicts: International or Non-International//J. С & S. L. 2001. Vol. 6. No 1.

P 63—90; Krefi С War Crimes Committed in Non-International Armed Conflicts and the

Emerging System of International Criminal Justice // Israel Y.B. Hum. Rts. 2000/2001.

Vol. 30. P. 103-177; Walker G. Responses to Humanitarian Law Violators in Non-

International Armed Conflicts: Historical Perspectives and Considerations on Conflicts

of Jurisdiction // Israel Y.B. Hum. Rts. 2000/2001. Vol. 30. P. 79-102; Arnold R. The

Development of the Notion of War Crimes in Non-International Conflicts through the

Jurisprudence of the UN ad hoc Tribunals // HV. 2002. No 3. P. 134-142; Rowe P. War

Crimes // The Permanent International Criminal Court / D. McGoldrick, P. Rowe,

E. Donelly (eds). P. 206-211.

88         Концепция «исключения политических преступлений*

концентрированное выражение весь свод принципов и норм, касающихся военных преступлений получил, конечно же, в Римском статуте МУС (ст. 8)24. В связи с этим определение военного преступления не сталкивается с какими-либо существенными проблемами, характерными, в частности, для преступлений против мира.

В ст. IF (а) упоминаются также преступления против человечности. Хотя появление концепции «преступления против человечности» относится к середине XIX в., тем не менее указанные преступления не были систематизированы до учреждения Нюрнбергского и Токийского международных военных трибуналов.

Статья 6 Нюрнбергского военного трибунала предусмотрела в качестве преступлений против человечности убийства, истребление, порабощение, ссылку и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет25. Ответственность за преступления против человечности предусматривают ст. 18 проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст.5 Устава МУТЮ, ст. 3 Устава МУТР. В практике Трибуналов ad hoc по ряду дел рассматривались различные аспекты преступлений против человечности, включая и определение состава действий, квалифицируемых как преступление против человечности (в частности, дело Prosecutor v. Drazen Erdemovic)26. В то же время Римский статут Международного уголовного суда является первым международным договором универсального характера, который содержит определение преступлений против человеч-

24         Momtaz D. War Crimes Committed in Non-International Armed Conflicts under the

Rome Statute of the International Criminal Court // Y.B. Int'l H. L. 1999. Vol. 2. P. 177-

192; Spieker H. The International Criminal Court and Non-International Armed

Conflicts // Leiden J. Int'l L. 2000. Vol. 13. No 2. P. 395-425; Dormann K. Elements of

War Crimes under the Rome Statute of the International Criminal Court: Sources and

Commentary. Cambridge, 2003 (рецензию на данное издание см.: Cryer R. // King's

College L. J. 2004. Vol. 15. No 1); Willmott D. Removing the Distinction Between

International and Non-International Armed Conflicts in the Rome Statute of the

International Criminal Court// Melb. J. Int'l L. 2004. Vol. 5. No 1. P. 196-219.

25         Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. С. 764—765.

26         Prosecutor и Drazen Erdemovic, Case No IT-96-22-T. См. подробнее о преступле

ниях против человечности в практике МУТ ad hoc: Lattanzi F. Crimes Against

Humanity in the Jurisprudence of the International Criminal Tribunal for Former

Yugoslavia and Rwanda // International and National Prosecution of Crimes Under

International Law. P. 473-504.

Концепция «исключения политических преступлений*   89

ности27. Согласно ч. 1 ст. 7 Статута, «преступления против человечности» означают соответствующие деяния, которые совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, если оно совершается умышленно и включают в себя такие преступления, как убийство, истребление, порабощение, депортация либо насильственное перемещение населения, пытки и т.д.

Исключение из системы защиты, предоставляемой согласно Конвенции о статусе беженцев, относится также к лицам, совершившим тяжкое преступление неполитического характера. В этом отношении формулировка ст. IF (b) перекликается с ч. 2 ст. 14 Всеобщей декларации прав человека, согласно которой право убежища не может быть использовано в случае преследования, в действительности основанного на совершении неполитических преступлений. То обстоятельство, что лицо, совершившее политическое преступление, следует отличать от «уголовного преступника», хорошо иллюстрирует аутентичный французский вариант текста подпункта в ст. 1F, где упоминается «тяжкое общеуголовное преступление» (...ип crime grave de droit commun)2i. Как отмечают В. Келин и Й. Кюнцли, ст. IF (b) представляла собой связывающее звено экстрадиционного права и ее концепции «политических преступлений»29.

В формулировке ст. IF (b) содержится указание на критерий «тяжкого» преступления». Надо иметь в виду, что определение того, к какой категории относится совершенное деяние, — вопрос, относящийся к сфере регулирования национального уголовного права.

27         О преступлениях против человечности см.: Шп Schaack В. The Definition of Crimes

Against Humanity: Resolving the Incoherence// Colum. J. Transnat'l L. 1999. Vol. 37.

No 3. P. 787—850; Bassiouni M.C. Crimes Against Humanity in International Criminal Law.

2nd ed. The Hague/L./Boston, Kluwer Law International. 1999 (рецензию на данное из

дание см.: Henzelin M. in Int'l Rev. R.C. 2001. No. 843. P. 879-881); Robertson G., Roth K.

Crimes Against Humanity: The Struggle for Global Justice. L, 2000; Robinson D. Defining

«Crimes Against Humanity» at the Rome Conference // Am. J. Int'l L. 1999. Vol. 93;

Chestermann S. An Altogether Different Order: Defining the Elements of Crimes Against

Humanity// Duke. J. Сотр. & Int'l L. 2000. Vol. 10; PalombmoF. The Overlapping Between

War Crimes and Crimes Against Humanity in International Criminal Law// It. Y.B. Int'l

L. 2002. Vol. 12. P. 123-145; LattimerM. Justice for Crimes Against Humanity. Oxford, 2003;

Cassese A. Crimes Against Humanity // The Rome Statute of the International Criminal

Court: A Commentary. Vol. I. P. 353—377; Сафаров НА. Преступления, подпадающие под

юрисдикцию Международного уголовного суда и уголовное законодательство стран

СНГ (сравнительный анализ) // ГиП. 2004. № 7. С. 48-59; Luban D. A Theory of Crimes

Against Humanity// Yale J. Int'l J. 2004. Vol. 29. No 1. P. 85-167; McCormack T. Crimes

Against Humanity // The Permanent International Criminal Court / D. McGoldrick,

P Rowe, E. Donelly (eds). P. 179-202.

28         См.: Гудвин-Гилл Г. Указ. соч. С. 133.

29         Kalin V., KunzHJ. Article 1 F (b): Freedom Fighters, Terrorists, and the Notion of Serious

Non-Political Crimes// Int'l J. R. L. 2000. Vol. 12. Spesial Supplementary Issue. P. 47.

90         Концепция ^исключения политических преступлений*

Наконец, последнее исключение, согласно ст. IF (с), относится к лицам, виновным в совершении деяний, противоречащих целям и принципам ООН. Отмеченные цели и принципы излагаются в ст. 1 и 2 Устава ООН. Целями организации провозглашены поддержание международного мира и безопасности, развитие дружественных отношений между нациями на основе уважения принципа равноправия, осуществление международного сотрудничества в разрешении международных проблем и в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола языка религии и т.д. В качестве принципов ООН признаны суверенное равенство всех ее членов, добросовестное выполнение международных обязательств, разрешение международных споров мирными средствами, воздержание от угрозы силой или ее применения, как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо любым другим образом, не совместимым с целями ООН, и т.п.

Формулировка ст. IF (с) устанавливает более высокий порог ответственности, поскольку использует термин «виновность», что предполагает ее (виновности) установление соответствующим компетентным органом, между тем как в ст. IF (а) и (Ь) указанное требование отсутствует. Кроме того, ст. IF (с) предусматривает виновность в некоторых деяниях без их конкретизации, хотя, к примеру, ст. IF (а) прямо называет те преступления, к которым относится соответствующее исключение (преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности)30.

На наш взгляд, одним из наиболее проблематичных вопросов в понимании и применении ст. IF (с) является определение круга лиц, к которым эта статья может применяться, в частности: относится ли она лишь к государственным должностным лицам либо ее субъектом могут быть и частные лица.

Существует позиция, согласно которой данная статья охватывает лишь противоречащую целям и принципам ООН деятельность лиц, действующих в официальном качестве от имени государства и занимающих властные посты в государствах-участниках [Конвенции о статусе беженцев]31. Аналогичный подход можно встретить и в Общей позиции Европейского совета, касающейся гармонизации применения определения «беженца», которая также исходит из признания того, что ст. IF (с) относится к соответствующим деяниям официальных государственных лиц. Как отмечается в ч. 2 п. 13.3 общей позиции, эта статья применяется к случаям, при которых указанные

30         См. подробнее: Kwakwa E. Article IF (с): Acts Contrary to the Purposes and

Principles of the United Nations // Int'l J. R. L. 2000. Vol. 12. Spesial Supplementary

Issue. P. 84.

31         UNHCR. Handbook on Procedures and Criteria for Determining Refugee Status.

1992. Para. 163.

Концепция «исключения политических преступлений*   91

принципы [Организации Объединенных Наций] были нарушены лицами, занимающими официальное положение в государстве32. В основе подобного подхода, в частности, лежит мнение о том, что ООН -международная организация, цели и принципы которой адресованы главным образом государствам. Кроме того, признание субъектами ст. IF (с) частных лиц означало бы ее расширительное толкование, не увязывающееся с духом и буквой данного ограничения, поскольку предыдущие статьи — ст. IF (а) и IF (b) — охватывают деяния, которые могут быть совершены и частными лицами.

Однако эта позиция не является доминирующей и не разделяется многими специалистами. В частности, Г. Гудвин-Гилл отмечает, что в принципе исключения ст. IF (с) могут распространяться как на государственных чиновников, так и на других лиц. Он указывает, что потенциально ст. IF (с) Конвенции может применяться очень широко. С этим мнением солидарен и Эдвард Къюакьюа.

Таким образом, ст. IF устанавливает достаточно серьезные оговорки в отношении применяемой в отношении беженцев защиты, для того чтобы исключить злоупотребления со стороны лиц, виновных в совершении общеуголовных преступлений33.

В связи с тем, что предоставление убежища рассматривается как основание для отказа от выдачи34, возникает вопрос: как поступить в ситуации, когда имеется запрос об экстрадиции лица, пытающегося получить убежище на территории запрашиваемого государства? В.М. Волженкина пишет, что решение о выдаче должно быть увязано с фактическим предоставлением убежища33. Хотя данный тезис, по существу, не вызывает возражений, он нуждается в некоторых комментариях.

Обычно предоставление убежища, сопряженное с необходимостью выполнения ряда формально-юридических процедур, предусматриваемых национальным законодательством, требует определенного промежутка времени. В связи с этим, если заинтересованное государство будет обращаться по поводу экстрадиции лица, то вопрос о его выдаче должен быть отложен до

32         Joint Position of 4 March 1996 defined by the Council on the basis of Article K.3 of

the Treaty on European Union on the harmonized application of the definition of the term

'refugee' in Article 1 of the Geneva Convention of 28 July 1951 relating to the status of

refugees // <http//:www.europa.eu.int>

33         О некоторых проблемах, связанных с применением ст. IF Конвенции о статусе

беженцев см.: Larsaeus N. The Relationship between Safeguarding Internal Security and

Complying with International Obligations of Protection. The Unresolved Issue of

Excluded Asylum Seekers //Nordic J. Int'l L. 2004. Vol. 73. No 1. P. 69-97; Position on

Exclusion from Refugee Status The European Council on Refugees and Exiles // Int'l J.

R. L 2004. Vol. 16. No 2. P. 257-285.

34         См., в частности: ст. 2 Договора о выдаче между Российской Федерацией и КНР.

35         См.: Волженкина В.М. Выдача в российском уголовном процессе. С. 333.

11:1!

92         Концепция «исключения политических преступлений*

вынесения окончательного решения о предоставлении убежища. В течение этого времени лицо может находиться на территории государства, не опасаясь экстрадиции. Как указывается в п. 4 Рекомендации No R (81)16 Комитета министров государств — членов Совета Европы о согласовании национальных процедур, касающихся убежища (1981 г.) пока центральные органы не примут решения в отношении просьбы о предоставлении убежища, заявителю разрешается оставаться на территории государства, если только компетентные органы не установят, что в основе просьбы явно лежат причины, не имеющие отношения к убежищу, и, в частности, что она содержит недостоверную информацию и не связана ни с критериями предоставления статуса беженца, изложенными в ст. 1А (2) Женевской конвенции 1951 г., ни с иными критериями, дающими основание для предоставления убежища. Кроме того, экстрадиция лица должна быть отсрочена в том случае, если национальное законодательство предусматривает возможность обжалования решения в отношении просьбы о предоствлении убежища в вышестоящий административный или судебный орган. Как указывается в упомянутой нами Рекомендации Комитета министров Совета Европы, заявителю разрешается оставаться на территории государства во время обжалования или пересмотра решения. Лишь в том случае, если по поводу обращения лица окончательно вынесено отрицательное решение, оно может быть выдано иностранному государству с учетом того, что нет других оснований для отказа от экстрадиции. Подобный подход можно найти и в национальных законодательных актах о выдаче. В частности, в соответствии с ч. 3 ст. 121 Закона об экстрадиции Великобритании лицо не может быть выдано согласно запросу до принятия окончательного решения по его заявлению о предоставлении убежища.

Таким образом, вопрос о высылке и выдаче лиц, ищущих убежище, и необходимости обеспечения при этом защиты их прав достаточно сложен и предполагает учет целого комплекса факторов, о которых говорилось выше. Вместе с тем нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что в ряде случаев просьба о предоставлении убежища может явиться средством блокирования запроса о выдаче в отношении лица, совершившего серьезные преступления.

Как известно, Конвенция о статусе беженцев (ст. 33) запрещает высылку беженцев в те страны, где их жизни или свободе угрожает опасность вследствие их расы, религии, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений, что в принципе перекликается с духом и буквой ст. 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Правда, Исполнительный комитет УВКБ подчеркнул в упомянутом ранее заключении, что положения данного документа не должны рассматриваться как умаляющие необходимость обеспечения на основе национального законодательства и международных документов наказания лиц, совершивших тяжкие пре-

Концепция исключения политических преступлений*     93

ступления, такие, как незаконный захват воздушных судов, захват заложников, убийство36.

Актуальность подобного подхода не вызывает сомнений, ибо на практике нередки случаи, когда обвиняемые, совершая преступления, сопровождающиеся серьезными последствиями, настаивают на политическом характере деяния и вследствие этого на предоставлении убежища и отказе от экстрадиции запрашивающему государству. В частности, с подобной ситуацией столкнулись судебные органы США по делу McMullen и INS37, в котором член Временной Ирландской республиканской армии (Provisional Irish Republican Army, PIRA), прибывший в США, настаивал на предоставлении политического убежища, блокируя тем самым экстрадицию Ирландии. Мы еще вернемся к указанному делу, однако надо иметь в виду, что органы, принимающие решение по поводу выдачи лица, в подобных случаях стоят перед трудной дилеммой — признать политический характер содеянного и позволить лицу остаться в стране с предоставлением ему политического убежища либо экстрадировать его. Причем в случае рассмотрения вопроса о выдаче государство пребывания обязано исключить для заинтересованного лица риск подвергнуться угрозе жестокого обращения либо иного преследования за свои политические убеждения. Прямое указание об этом содержится в Рекомендации Парламентской Ассамблеи Совета Европы № 817 от 1977 г. о праве убежища. Однако указанные соображения должны рассматриваться в тесной связи с необходимостью обеспечения неотвратимости ответственности и наказания лиц, виновных в совершении особо тяжких преступлений, и прежде всего террористических актов, захвата заложников, посягательств на безопасность воздушных судов и т.п., поскольку, как показывает практика экстрадиции, обвиняемые порой достаточно умело используют различного рода -«лазейки» в международном и национальном праве, чтобы избежать экстрадиции.

Наш анализ проблемы был бы неполным, если не упомянуть о том, что защите от выдачи лиц, преследуемых по политическим соображениям, немало внимания уделяется и на национальном уровне, в частности в конституционно-правовой сфере. Например, в соответствии с ч. 2 ст. 70 Конституции Азербайджанской Республики лицо, преследуемое по политическим убеждениям, а также за деяния, не признаваемые преступлением в Азербайджанской Республике, не может быть выдано другому государству. Согласно ч. 2 ст. 63 Конституции России, не допускается выдача другим государствам лиц, преследуемых за политические убеждения, а также за действия (или бездействие), не признаваемые в Российской Федерации преступлени-

36         См. об этом: Bourgon S. The Impact of Terrorism on the Principle of Non-

Refoulement of Refugees: The Suresh Case Before the Supreme Court of Canada //J. Int'l

С J. 2003. Vol. 1. No 1. P. 169-185; Bruin R., Wouters K. Terrorism and the non-

Derogability of Non-Refoulement// Int'l J. R. L. 2003. Vol. 15. No 1. P. 5-29.

37         788, F. 2d 591, (9th Cir. 1986).

94         Концепция «исключения политических преступлений»

ями. Статья 13 Конституции Испании установила, что не подлежат выдаче лица, совершившие политические преступления, к которым не относятся террористические акты.

Что же касается договорно-правовой практики, то исключение лиц, преследуемых по политическим мотивам, из числа субъектов выдачи берет начало от Договора между Бельгией и Францией 1834 г. В дальнейшем данное основание для отказа от выдачи стало общепризнанным и было включено во многие международно-правовые документы, регламентирующие вопросы международного сотрудничества в области борьбы с преступностью. В частности, Европейская конвенция об экстрадиции в ст. 3 («Политические преступления») предусмотрела, что выдача не осуществляется, если преступление, в отношении которого она запрашивается, рассматривается запрашиваемой Стороной в качестве политического преступления или в качестве преступления, связанного с политическим преступлением. Вместе с тем в соответствии с ч. 3 этой же статьи покушение или попытка покушения на жизнь главы государства или на членов его семьи не признается политическим преступлением в соответствии с целями Конвенции. Здесь следует принять во внимание, что подобные преступления сочетают в себе особенности как общеуголовного деяния, так и преступления, совершенного по политическим мотивам.

В правовой доктрине существовали различные мнения по данному вопросу, и в частности о том, должны ли подобные преступления признаваться в качестве политических, вплоть до 1854 г., когда было совершено покушение на французского императора Наполеона III, направлявшегося по железной дороге Лилль — Дюнкерк. Участвовавший в подготовке покушения Целестин Жакэн (Celestin Jaquin) (он пытался взорвать вагон поезда, в котором ехал император) бежал в Бельгию и был задержан. Несмотря на требование французского правительства об экстрадиции преступника, Бельгия отказалась его выдать. В соответствии с решением Брюссельского суда от 17 февраля 1855 г. Жакэн был выпущен на свободу.

Французская сторона, не желая углублять разногласия по данному вопросу с Бельгией, отозвала свое требование. Под влиянием этого события Законом от 22 марта 1856 г. были внесены изменения в бельгийский Закон об экстрадиции от 1833 г., а также в Договор об экстрадиции между Францией и Бельгией от 1834 г., в соответствии с которым покушение на главу иностранного государства либо членов его семьи независимо от способа его совершения не признается политическим или сходным с ним преступлением. Непризнание подобных преступлений в качестве политических получило в доктрине название «бельгийской клаузулы о покушении* (■«Clause Beige*) и было включено во многие договоры об экстрадиции, в частности, в Договоры между Францией и Голландией от 29 августа 1860 г., между Россией и Голландией от 19 апреля 1867 г., между Белый-

Концепция исключения политических преступлений*

95

ей и Голландией от 19 ноября 1862 г., между Швецией и Норвегией от 4 июня 1869 г.38

В принципе подавляющее большинство многосторонних международно-правовых актов в сфере экстрадиции предусматривает отказ от выдачи лиц за преступления политического характера. Исключением из общего правила является Конвенция стран СНГо правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г., которая указанного основания прямо не устанавливает, хотя п. «к» ст. 89 предусматривает, что выдача не осуществляется при наличии иных (чем это предусматривает указанная статья) оснований, предусмотренных международными договорами запрашивающей и запрашиваемой Договаривающихся Сторон. Это, в частности, означает, что исключение политических преступлений может применяться в отношениях по выдаче Азербайджана, России, Грузии, Молдовы, Украины и т.д., ратифицировавших Европейскую конвенцию об экстрадиции, с другими членами Содружества (т.е. не являющимися стороной этой Конвенции).

Отказ от выдачи за деяния политического характера не только предусмотрен в международной договорной практике, но и подтвержден в национальном законодательстве. Согласно ч. 2 ст. 696-4 французского УПК, не допускается выдача лица за преступление политического характера. Аналогичного подхода придерживается и законодательство Азербайджанской Республики. В соответствии со ст. 3.1.3 Закона «О выдаче» в экстрадиции лица отказывается в случае, если преступление, совершенное запрашиваемым лицом и являющееся основанием для выдачи, признается Азербайджанской Республикой в качестве преступления политического характера. При этом целью исключения выдачи лица, совершившего политическое преступление, является предупреждение экстрадиции, которая может иметь своим последствием предвзятость уголовного преследования и наказания лица по соображениям политического свойства, а с другой стороны — недопущение вмешательства Азербайджанской Республики во внутриполитические конфликты в других государствах39. Канадский Закон об экстрадиции предусматривает (п. «с» ч. 1. ст. 46), что в экстрадиции отказывается, если деяние, в связи с которым она запрашивается, представляет собой политическое преступление либо является преступлением политического характера. Подобное правило содержат и ст. 7 австралийского Закона 1999 г. об экстрадиции, ст. 7 Закона Португалии о международном правовом сотрудничестве по уголовным делам.

В связи с этим возникает закономерный вопрос: что же следует понимать под политическим преступлением либо деянием политического характера?

38         Beauchet L. Traite de Pextradiion. Paris, 1889. P. 239-240; Papathanassiou P.S.

L'extradition en matiere politique. P., 1954. P. 71; BayraktarK. Siyasal Sue. Istanbul, 1982.

S. 139-140.

39         См.: Сафаров НА. Комментарий к Закону Азербайджанской Республики

«О выдаче (экстрадиции) лиц, совершивших преступления». С. 54.

96         Концепция «исключения политических преступлений*

Прежде всего необходимо отметить, что подавляющее большинство национальных систем уголовного права предусматривает наказуемость деяний, посягающих на государственные интересы: суверенитет, политическую независимость, обороноспособность и т.д. Подобные деяния включены в уголовные кодексы Российской Федерации (ст. 275, 276, 277, 278), Франции (ст. 411-1, 411-2, 411-6, 412-1), Испании (ст. 581, 582, 584, 590, 595), Германии (§ 81, 83, 87, 94, 98) и т.д. В правовой доктрине они относятся к так называемым политическим преступлениям. Наказуемость указанных преступлений подчиняется правилам, которые установлены в отношении всех иных уголовных деяний. Иными словами, уголовное законодательство не предусматривает никакого специального режима для преследования преступлений, входящих в данную категорию. Хотя международно-правовые акты и национальные законы об экстрадиции используют термины «политическое преступление» «преступление политического характера», но ни договоры, ни внутреннее законодательство не предусматривают соответствующей дефиниции указанных деяний. Подобная ситуация позволила Кристин Джер-вазио назвать терминологические сложности «неотъемлемой проблемой доктрины политического преступления»40.

В то же время в отличие от международно-правовых актов и национальных законов в судебной практике экстрадиции неоднократно предпринимались попытки определения понятия «политическое преступление». В частности, это имело место в 1891 г. по делу In re Castioni, касавшемуся экстрадиции Анжело Кастиони, гражданина швейцарского кантона Тичино, обвинявшегося в убийстве Луиджи Росси, государственного канцлера. Швейцария, для того чтобы обеспечить уголовное преследование лица, обратилась с соответствующим запросом к Англии, на территории которой скрывался Кастиони. Хотя магистратский суд разрешил выдачу, вышестоящая инстанция (Queen's Bench) отменила предыдущее решение и определила, что совершенное беглым преступником деяние не может рассматриваться в качестве влекущего выдачу, поскольку оно было случайным и явилось частью политических волнений. Суд рассматривал политическое преступление как деяние лица, «совершенное... с намерением оказания... содействия в ходе политически значимой деятельности, политического мятежа или спора между двумя сторонами в государстве с целью захвата власти... действующего при этом как одно из ряда лиц, вовлеченных в акты насилия политического характера, в которых данный беглец принимал участие...»41. В этой связи деяние лица было признано не подпадающим под категорию экстрадиционного в соответствии с «исключением политических преступлений» согласно применимому договору о выдаче.

40 Cervasio С. Extradition and the International Criminal Court: The Future of Political Offence Doctrine // Pace Int'l L. Rev. 1999. Vol. 11. No 2. P. 426. « 1 Q.B. 156, 159 (1891).

Концепция ^исключения политических преступлений»   97

Спустя три года в деле In re Meunier, связанном с рассмотрением запроса об экстрадиции анархиста, обвиняемого в убийстве двух лиц, английский суд дал несколько ограничительную интерпретацию определения политического преступника. При этом отмечалось, что «для того, чтобы деяние представляло собой преступление политического характера, необходимо наличие в государстве двух или более сторон, каждая из которых пытается навязать другой правительство своего выбора... В настоящем деле подобного нет... так как сторона, с которой обвиняемый отождествляется [анархисты], посредством ее собственного добровольного заявления... является врагом всех правительств. Их [анархистов] усилия направлены против всей массы граждан»42. Таким образом, учитывая характер преступления и личность виновного, суд определил, что анархистские проявления не могут рассматриваться в качестве политического преступления и, следовательно, деяние по своему содержанию является неполитическим и не препятствует экстрадиции лица.

С проблемой подходов к определению политического характера преступления сталкивались судебные инстанции Бельгии (дело In re Abarca® и др.), Германии (дела In re Fabianu, In re Pohle45 и др.), США (дела Chandler v. United Stated, In re Doherty*1 и др.), Великобритании (дело Cheng v. Governor of Pentonvitte Prison** и др.) и ряда других стран. Весьма интересным, на наш взгляд, в рассматриваемом аспекте явилось дело Т. и Ноте Secretary, касавшееся ищущего убежище алжирского гражданина, принимавшего участие в революционном фундаменталистском движении и вовлеченного в совершение террористических актов, и в частности в организацию взрыва в аэропорту, в результате которого погибли 10 человек. Кроме того, он также участвовал в попытке похищения оружия в армейском бараке, в ходе которого был убит один человек. При рассмотрении дела один из судей (Lord Lloyd) указал, что деяние может рассматриваться как «политическое преступление» по смыслу Конвенции 1951 г., если: 1) оно совершено с политической целью, т.е. с целью свержения или смены правительства какого-либо государства, или подстрекательства к изменению политики; 2) имеется достаточно тесная и прямая связь (sufficiently close and direct link) между данным преступлением и предполагаемой политической целью. При определении того, существует ли подобная связь, суд будет иметь в виду средства, использованные для достижения политической цели, и уделять особое внимание тому, было ли данное преступление направлено на военную либо правительственную цель, с одной стороны, или на гражданскую цель, с другой стороны, и в любом из этих

42         2 Q.B. 415, 419 (1894).

43         40 I.L.R. 208 (Cass. 1964) (Belg.).

44         7 Ann. Dig. 360 (Sup. Ct. 1933) (Germany).

45         46 BverfGE, 214.

46         171 F. 2d 921 (1st Cir. 1948).

47         599 F. Supp. 270.

48         [1973] 2 All E.R. 204.

98         Концепция ^исключения политических преступлений*

случаев повлекло ли за собой неизбирательное убийство или нанесение телесных повреждений отдельным лицам. По фактам два преступления, в которые был вовлечен Т., удовлетворяли условию первому, но не удовлетворяли условию второму и не могли рассматриваться как преступление политическое. В связи с этим было принято решение не предоставлять убежище.

Другой судья, лорд Мастилл, согласился с результатом, но предпочел исключить из понятия политических преступлений акты терроризма, которые, по его мнению, являются уголовными деяниями, направленными против какого-либо государства («деперсонифицированное и абстрактное насилие») и имеющими целью вызвать страх среди групп лиц или населения в целом. Лорд Слин придерживался аналогичного подхода, высказав мнение, что серьезное неполитическое преступление включает акты насилия, которые направлены или, вероятно, создадут состояние страха среди людей и которые причинили или, возможно, причинят вред лицам, не имеющим связи с правительством данного государства49.

В правовой доктрине также преобладают различные подходы к определению политических преступлений и их классификации. Кроме того, в западной юриспруденции существуют различные правовые теории, связанные с проблемой политического преступления.

Можно отметить, в частности, англо-американскую доктрину «политического инцидента» (political incidence), согласно которой для квалификации преступления в качестве политического необходимо, чтобы оно было случайным и являлось частью политических волнений. Примером подобного подхода является, вышеупомянутое дело Кастиони. Кроме того, можно сослаться на дело In re Ezeta, в котором американский суд отказал в экстрадиции в Сальвадор обвиняемого в совершении убийства и грабежа после того, как пришел к заключению, что указанные деяния имели место в ходе вооруженных действий между оппозиционно настроенными группами и были связаны с имевшим место восстанием50.

Как указывается некоторыми авторами, в случаях, когда суды жестко придерживаются указанной доктрины, это приводит к противоречивым результатам. При этом нередко ссылаются на дело United States ex rel. Karadzole v. Artukovich, когда окружной суд отклонил экстрадицию бывшего члена профашистского правительства Хорватии, несмотря на имевшиеся обвинения в совершении военных преступлений. Применив подход, ранее исполь-званный в деле Castioni, суд определил, что вменяемые лицу преступления были политическими51. Нельзя не отметить, что данная доктрина неоднократно применялась судебными органами США для обоснования отказа в

49         [1996] AC at. 742, 786. См. об этом подробнее: Bradley A.M., Ewing K.D.

Constitutional and Administrative Law. 12lh ed. Harlow. 1998. P. 519-520.

50         In re Ezeta. 62 F. 972, 997-1005 (N. D. Cal. 1894).

51         170 F. Supp. 383 (S. D. Cal. 1959).

Концепция «исключения политических преступлений»   99

выдаче Великобритании членов Ирландской республиканской армии, обвиняемых в совершении тяжких преступлений52.

Другой наиболее распространенной доктриной, применяемой по делам об экстрадиции за политические преступления, является доктрина «политической мотивации», получившая наиболее концентрированное выражение в практике швейцарских судов, которые, по существу, отклоняют англо-американский подход.

Согласно этой доктрине, суды тщательно анализируют идеологическую мотивацию обвиняемых и придают ей решающее значение для установления политического характера преступления. Важная роль отводится также пропорциональности применяемых средств и конечного результата, т.е. лишь одна мотивация не является достаточной для признания деяния политическим. Основные критерии данной доктрины были установлены в 1908 г. по делу Виктора Васильева Швейцарским федеральным трибуналом, определившим, что, во-первых, преступление должно относиться к так называемым чисто политическим; во-вторых, необходимо наличие непосредственной прямой связи между действиями лица и преследуемой целью, которая должна быть политической либо направленной против социальной структуры государства; в-третьих, политический элемент деяния должен превалировать над общеуголовным53. По другому делу — In re Ktir— высшей судебной инстанцией Швейцарии было отмечено, что «политические преступления — это деяния, которые хотя и являются общеуголовными, однако приобретают преимущественно политический характер в силу обстоятельств, при которых были совершены, и в частности ввиду их мотивов и целей. Такие преступления предполагают, что деяния, инспирированные политическими страстями, были совершены в рамках борьбы за власть... и что эти деяния находятся в прямой и тесной связи с предполагаемой целью. Помимо того, причиненный ущерб должен быть соразмерным с желаемыми последствиями; иными словами, преследуемые интересы должны быть значимыми, для того чтобы если и не оправдать, то по крайней мере «извинить» вред, причиненный данным деянием частным правовым ценностям»54.

Для того чтобы составить себе более полное представление о сущности рассматриваемой доктрины, можно сослаться и на другое интересное дело из юридической практики Швейцарии {Delia Savia v. Attorney General), которое было связано с проблемой экстрадиции итальянского гражданина Дел-

Branick M. Extradition and the Conflict of Nothern Ireland: The Past, Present and Future of an Intractable Problem // Hastings Int'l & Сотр. L. Rev. 2002. Vol. 25. No 2. P- 1J8-179.

Phillips S. The Political Offence Exception and Terrorism: Its Place in the Current Extradition Scheme and Proposals for Its Future // Dick. J. Int'l L. 1997. Vol. 15. No 2. P- 3,47-348.

См. об этом подробнее: Greig DM. International Law. L., 1970. P. 349.

100

Концепция «исключения политических преступлений»

ла Савиа, обвиняемого в совершении террористических актов в различных городах Италии с применением взрывчатых веществ. Возражая против своей выдачи, он настаивал на политическом характере содеянного.

Приступив к рассмотрению данного дела, Федеральный суд Швейцарии отметил, что ст. 3 Европейской конвенции об экстрадиции не предусматривает дефиниции «политического преступления» и, следовательно, в этом вопросе могут быть применены критерии, которые установлены судебной практикой и властями [Швейцарии]. При этом суд указал, что отправные точки для обоснования позиции Швейцарии и применения швейцарского права, находятся за пределами законодательства и юриспруденции запрашивающего государства. Далее подчеркивалось, что Европейская конвенция об экстрадиции не допускает выдачу не только за простое «чисто политическое» преступление, но также за политически мотивированное деяние, связанное с политическим преступлением, т.е. общеуголовное преступление, совершенное исключительно в связи с подготовкой или совершением политического преступления. Это означает, что концепция политического преступления, как она предусмотрена в ст. 3 Европейской конвенции об экстрацидии, включает в себя как абсолютно политические преступления, прямо направленные против социальных и политических устоев государства, так и политически мотивированные деяния, т.е. общеуголовные преступления, которые приобретают преимущественно политический характер в силу обстоятельств, при которых они совершены, и, в частности, в силу их мотивации и целей.

Для того чтобы признать деяние носящим преимущественно политический характер, оно должно быть совершено либо в защиту власти, либо должно защищать кого-либо от власти, которая не терпит какой-либо формы оппозиции. Между совершенным действием и политической целью должна быть явная, тесная и прямая связь. Кроме того, должна быть некоторая пропорциональность между действием и предполагаемой целью; интересы, которые обусловливают совершение деяния, должны быть достаточно серьезными для того, чтобы, если и не оправдать действие, по крайней мере, извинить его.

Далее суд отметил, что политическая борьба в Италии не носила характера революционной волны. Спорадические стычки между демонстрантами и полицией не стали широкомасштабными. Кроме того, террористические атаки не имели прямой связи с этими демонстрациями ни по времени, ни по месту [их совершения], и, таким образом, совершенные преступления не были пропорциональны их целям55.

Третьей доктриной, применяемой в сфере экстрадиции для определения политических преступлений, является теория «нарушенных прав» либо «политической цели». Ее иногда называют и смешанным подходом — *The

Об этом деле см. электронные публикации Венецианской комиссии: <http://www.venice.coe.int/site/main/CODICES_E.asp>.

Концепция *исхлючения политических преступлений*    101

Mixed Continental Approach*, поскольку она сочетает в себе элементы ранее упомянутых нами доктрин, однако ее важнейшим элементом признается направленность вреда либо покушения на причинение вреда интересам государства. Иными словами, согласно указанной доктрине, политическое преступление ограничено лишь кругом тех деяний, которые прямо направлены против государственных интересов. Указанная доктрина тесно ассоциируется с практикой французских судов. Подтверждением тому является наиболее известное дело Giovanni Gatti, касавшееся экстрадиции со стороны Сан-Марино члена коммунистической ячейки, обвиняемого в покушении на убийство. Суд не признал политического характера содеянного и разрешил выдачу лица, указав, что «политические преступления прямо направлены против конституции... и против суверенитета... Такие преступления воздействуют на политическое устройство государства... Преступление не приобретает характер политического только лишь в силу мотива... но это вытекает из характера нарушенных прав государства»56. Подобного рода дела имелись также в судебной практике Германии, Бельгии, Швейцарии и других стран.

В связи с отмеченным подходом представляется, что одна лишь мотивация, при всей своей важности, не в состоянии сыграть определяющую роль в установлении политического характера деяния. В деле McMullen v. INS, о котором упоминалось выше, Апелляционный суд Девятого округа отметил, что, «...для того чтобы деяние было политическим, совершившее его лицо должно руководствоваться политическими соображениями... Однако одна лишь мотивация сама по себе не определяет политического характера того или иного деяния». По другому делу, которое касалось действий лица, экстрадицию которого запросила Испания, Федеральный конституционный суд Германии отметил, что суд, вынесший решение о выдаче заявителя, не нарушил фундаментального права убежища, поскольку его деятельность не могла квалифицироваться как носящая политический характер. Участие в террористической группе, в котором обвинялся гражданин Испании, не может рассматриваться как политический акт только лишь в силу того, что в основе участия в подобной группе лежали политические мотивы57.

Что же касается различных видов политических преступлений, то в зависимости от направленности деяния на те или иные интересы наибольшее распространение получила категоризация, подразделяющая их на «чисто политические преступления» — purely political of fences и «относительно политические преступления» — relative political offences**.

57 14 I.L.R. 145 (Ct. App. Grenoble 1947). См. об этом: Branick M. Op. cit. P. 177.

Об этом деле см. электронные публикации Венецианской комиссии: <http:// www.venice.coe.int/site/main/CODICES_E.asp>.

Gilbert G. Aspects of Extradition Law. P. 118; International Law Anthology / Ed. by AD'Amato. Cincinatti. 1995. P. 239.

102       Концепция исключения политических преступлений»

•«Чисто политические преступления» посягают исключительно на политические интересы государства без ущерба для частных лиц, их собственности и т.д. Примерами подобного рода преступлений являются шпионаж, измена, призывы к мятежу и т.д. Эти деяния не отвечают требованию «двойного вменения» и не включаются в договоры об экстрадиции59. Необходимо также учитывать, что «чисто политическое преступление», связанное с общеуголовным преступлением, теряет свой политический характер60. Иллюстрацией сказанного может служить дело Эккермана.

Эккерман был видным членом тайной организации бывших немецких офицеров, известной как «Черная армия», которая в качестве своих целей определила защиту Германии от нападения ее соседей и борьбу с коммунизмом в стране. Член организации Фриц Бейер, которого заподозрили в измене, по указанию Эккермана был убит одним из его подчиненных. Убийцу и еще четырех членов организации арестовали, сам же Эккерман бежал в Мексику, а затем в Гватемалу. В 1928 г. Германия обратилась к Гватемале с запросом об экстрадиции, и дело Эккермана рассматривалось Верховным судом страны. Эккерман утверждал, что его преступление носит политический характер и при этом необходимо учитывать обстановку, сложившуюся в Германии после Первой мировой войны, как результат экономических, политических и социальных изменений. Однако Верховный суд Гватемалы, рассмотрев его дело, заключил, что «то обстоятельство, что Эккерман являлся членом патриотического общества, тайно организованного для содействия защите его страны, никоим образом не может придать политического характера преступлениям, совершенным членами этого общества... Общепризнанное право квалифицирует в качестве политических преступлений призывы к мятежу, восстание и другие преступления, направленные на смену правительства либо отдельных его членов; нельзя допустить, чтобы дача приказа о вероломном, внезапном убийстве какого-либо лица в безлюдном месте без судебного разбирательства либо должной санкции представляла собой политическое преступление»61. Таким образом, Верховный суд Гвате-

Речь идет о договорах, которые при определении перечня экстрадиционных преступлений используют метод перечисления конкретных деяний. Что же касается договоров, устанавливающих минимальный предел наказания за преступления, влекущие выдачу, то в этих случаях возникает необходимость определения политического характера преступления при рассмотрении вопроса об экстрадиции. О «чисто политических преступлениях» см., напр.: Garsia-Mora M. Treason, Sedition and Espionage as Political Offences Under the Law of Extradition// U. Pitt. L. Rev. 1964. ШЛЪ. Р. 65-80

0 Van den Wyngaert C. The Political Offence Exception to Extradition: the Delicate Problem of Balancing the Rights of the Individual and the International Public Order. Kluwer International. Dewenter, 1980. P. 106.

' In re Eckermann, 5 Ann. Dig. 293, 295 (Sup. Ct. 1929), (Guat). См. об этом подробнее: Bassiouni M. С. International Extradition: United States Law and Practice. P. 512-513.

Концепция «исключения политических преступлений*   103

малы определил, что Эккерман должен быть выдан в соответствии с запросом об экстрадиции.

«Относительно политические преступления» встречаются на практике чаше, нежели «чисто политические», и обычно включают в себя действия общеуголовного характера. Если «чисто политические преступления» направлены исключительно против интересов государства и наносят ущерб главным образом публичному правовому порядку, то «относительно политические преступления» посягают также на интересы частных лиц.

Как указывает Г. Джилберт, «относительно политические преступления» могут быть рассмотрены как delit complexe или delit connexe. Первые представляют собой преступления, совершаемые по политическим мотивам, и направлены против публичного правового порядка. Однако они включают в себя элементы общеуголовных деяний и посягают также на права индивидов. К примеру, совершение взрыва на полицейском участке представляет собой серьезную угрозу и может сопровождаться ущербом для интересов гражданских лиц. Для второй категории деяний не характерна специфическая направленность против интересов государства, однако, будучи общеуголовными, они вместе с тем тесно связаны с другими деяниями, прямо посягающими на политические интересы государства62.

По мнению некоторых американских криминологов, к политическим преступлениям должны быть отнесены те преступления, которые, согласно принятым законодательным формулировкам, угрожают «самому существованию государства», т.е. измена, восстание, призывы к мятежу, преступный анархизм или синдикализм и т.п.63 При этом обращается внимание на то, что политические преступники существенным образом отличаются от обычных «традиционных» уголовных преступников: они часто заявляют о своих намерениях, оспаривают «законность» самих законов, пытаются изменить социальные нормы, которые отрицают, у них отсутствует цель личной наживы, и в то же время они апеллируют к высокой нравственности64.

Для того чтобы выявить, является ли деяние политическим, необходимы комплексный, многофакторный учет всех объективных и субъективных обстоятельств совершенного деяния, установление его направленности против соответствующих государственных интересов, против публичного порядка, точное определение объектов, которым был нанесен ущерб, взаимосвязи между объективными и субъективными элементами преступления и т.д.

Политический элемент должен, по сути, перевешивать общеуголовный, чего не может быть, если совершенные деяния явно непропорциональны

а Gilbert G. Aspects of Extradition Law. P. 119.

См.: Никифоров Б.С, Решетников Ф.М. Современное американское уголовное право. М„ 1990. С. 209.

Cristiansen R. A Political Theory of Political Trials//J. Crim. L. С 1983. No 2. P- 547-577.

104         Концепция «исключения политических преступлений»

цели или носят жестокий и варварский характер65. Преступление не будет считаться политическим, если, во-первых, оно является отдаленным в том смысле, что нет достаточной тесной причинно-следственной связи между совершенным преступлением и его предполагаемой политической целью, и, во-вторых, если оно непропорционально политическим целям66.

Рассматривая вопрос о политических преступлениях, Г. Гудвин-Гилл отмечал положения германского Закона об оказании международной взаимопомощи по уголовным делам, исключившего из сферы своего применения убийство и покушение на убийство, которые не совершаются в открытом столкновении. Судебные решения свидетельствуют: для того чтобы данные деяния считались политическими, они должны быть направлены против основ государства (-tunmittelbargegen...*). Судебная практика Германии подтверждает этот вывод, и в особенности по таким делам о выдаче, как OLG Franfurt, Marx, Asylrecht. В частности, в последнем деле упоминалось, что ни нападения на банки, ни преступления, связанные с использованием взрывчатых веществ, не являются политическими преступлениями и не становятся таковыми, если их совершают радикалы-анархисты, которые стремятся изменить общество и намерены с помощью насилия бороться с установлениями государственной власти67.

Подобный подход можно наблюдать и в решении бельгийского апелляционного суда по делу In re Abarca. В данном деле речь шла о деянии лица, находящегося в оппозиции к режиму Франко и заложившего бомбу в испанский самолет в аэропорту Женевы, в результате чего была создана реальная угроза жизни 60 пассажиров. Суд расценил данное деяние как неполитическое, поскольку потенциальная опасность преступления, направленного против ни в чем не повинных людей, преобладает над политической мотивацией. В связи с этим было постановлено экстрадировать преступника в Швейцарию.

Проблема определения политического преступления представляет чрезвычайную важность не только в плане защиты индивидов от уголовного преследования, основанного на политических соображениях, но и для обеспечения неотвратимости ответственности и наказания лиц, совершающих тяжкие преступления неполитического характера. Актуальность подобного подхода не вызывает сомнений, ибо зачастую лица, совершившие тяжкие преступления, пытаются избежать уголовной ответственности и настаивают на признании политического характера содеянного, пытаясь блокировать возможную экстрадицию и апеллируя к институту убежища. Поэтому, признавая существенную важность и роль гуманитарных институтов, нужно в то же время подчеркнуть, что ни один правовой институт, имеющий целью

^ См.: Гудвин-Гилл Г. Указ. соч. С. 134. См. там же. С. 85.

См. там же. С. 81.

Концепция исключения политических преступлений*         105

защиту индивидов, не может и не должен использоваться для поощрения безнаказанности уголовных преступников.

Отражением озабоченности международного сообщества возможностью предоставления убежища лицам, виновным в совершении тяжких преступлений, явилась, в частности, Декларация, дополняющая Декларацию о мерах по ликвидации международного терроризма 1994 г., утвержденная Резолюцией 51/210 Генеральной Ассамблеи ООН от 17 декабря 1996 г., которая указала, что государствам, согласно положениям национального и международного права, включая международные стандарты в области прав человека, следует, прежде чем предоставлять статус беженца, принять надлежащие меры для установления возможного участия ищущего убежище лица в совершении террористических актов; выяснения, не находилось ли оно под следствием, не предъявлено ли ему обвинение, не осуждено ли оно за преступления, связанные с терроризмом, а после предоставления статуса беженца — создать условия, исключающие возможность использовать этот статус в целях подготовки или организации террористических актов, направленных против других государств или их граждан68. Совет Безопасности ООН в Резолюции 1566 (2004), принятой на его заседании 8 декабря 2004 г., прямо призвал государства всемерно сотрудничать в соответствии с их обязательствами по международному праву в борьбе с терроризмом и отказывать в предоставлении убежища лицам, оказывающим поддержку или содействие, участвующим либо пытающимся участвовать в финансировании, планировании, подготовке или совершении террористических актов69. Напомним, что аналогичный призыв содержался и в Резолюции Совета Безопасности 1373 от 28 сентября 2001 г. Согласно пп. «с» п. 2 указанной резолюции, Совет Безопасности постановил, что все государства должны отказывать в убежище тем, кто финансирует, планирует, поддерживает или совершает террористические акты70.

При рассмотрении дела McMullen v. INS, на которое мы уже ссылались, Суд отметил, что террористическая деятельность, и в том числе беспорядочные взрывы, убийства, пытки, нанесение телесных повреждений, выходит за рамки защищаемых «политических преступлений». Суд обратил внимание на отсутствие достаточной связи между подобными действиями и их политической целью, указав, что их варварский характер позволяет признать их серьезными неполитическими преступлениями.

Подчеркнем, что в международном праве и национальном законодательстве преобладающей является тенденция оставлять признание деяния политическим на усмотрение властей государства пребывания индивида и од-

68         <http://www.un.org/russian/documen/declarat/terrdec2.htm>.

69         <http://www.un.org/russian/documen/scressol/res2004/res 1566.htm>. Указанная

Резолюция была принята по инициативе Российской Федерации.

70         <http://www.un.org/russian/documen/scressol/res2001/resl373.htm>.

106         Концепция ^исключения политических преступлений»

новременно исключать определенные преступления из сферы «защищаемых политических преступлений». В связи с этим правовая практика для обеспечения наказуемости тяжких неполитических преступлений использует так называемый негативный метод исключения, в соответствии с которым ряд деяний выводится за рамки категории преступлений политического характера. Использование указанного метода можно встретить как в специализированных конвенциях, регулирующих вопросы международного сотрудничества в борьбе с преступностью, так и в национальных законах.

Ярким примером «деполитизации» преступлений является Европейская конвенция о борьбе с терроризмом 1977 г., которая создает необходимые предпосылки для выдачи лиц, виновных в совершении актов международного терроризма. Сфера «деполитизации» была существенно расширена после принятия 15 мая 2003 г. Протокола к Конвенции71. Если в ранее действовавшей редакции ее ст. 1 предусматривала лишь шесть категорий деяний, включая покушение на преступления, которые не расценивались в качестве политических, то измененная редакция предусматривает десять подобных деяний. Причем вместо общих формулировок подпараграфов «с», «d,» «e» ст. 1 перечисляет конкретные международные соглашения по борьбе с отдельными преступлениями, которые не рассматриваются в качестве политических деяний для целей выдачи72. В качестве отдельного пункта выделено покушение на совершение указанных в ст. 1 преступлений, которое также не рассматривается в качестве политического преступления. Новая редакция ст. 1 дополнена п. 2, который предусматривает, что для целей экстрадиции между Договаривающимися Государствами не будут рассматриваться в качестве политических преступлений также попытки совершения

Protocol Amending the European Convention on the Suppression of Terrorism // <http://www.conventions.coe.int/>.

Согласно ст. 1 Конвенции (видоизмененной), для целей экстрадиции между Договаривающимися Государствами в качестве политических не рассматриваются преступления в рамках следующих международных соглашений: Конвенции о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, от 17 декабря 1973 г.; Международной конвенции о борьбе с захватом заложников от 17 декабря 1979 г.; Конвенции о физической защите ядерного материала от 3 марта 1980 г.; Протокола о борьбе с незаконными актами насилия в аэропортах, обслуживающих гражданскую авиацию, дополняющего Конвенцию о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, от 24 февраля 1988 г.; Конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, от 10 марта 1988 г.; Международной конвенции о борьбе с бомбовым терроризмом от 15 декабря 1997 г.; Протокола о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе, от 10 марта 1988 г.; Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма от 9 декабря 1999 г.

Концепция «исключения политических преступлений»   107

одного из вышеуказанных деяний, участие в качестве сообщника лица, которое совершает или пытается совершить любое из указанных преступлений, организация совершения или направление других лиц на совершение или попытку совершить любое из указанных преступлений73.

Таким образом, как указывалось в Пояснительном докладе к проекту Протокола, новая редакция ст. 1 Конвенции охватывает две группы преступлений: первая — это деяния, которые практически постоянно включаются в международные договоры; вторая, содержащаяся в § 2, — деяния, связанные с преступлениями, предусмотренными § 1; последние были признаны настолько серьезными, что возникла необходимость включить их в данную статью74.

Правило «деполитизации», цель которой заключается в том, чтобы сделать возможной экстрадицию лица, виновного в совершении серьезных преступлений, воспроизведено и ряде других международно-правовых актов. В частности, Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма в ст. 14 предусматривает, что ни одно из преступлений, указанных в ст. 2 Конвенции, не рассматривается для целей выдачи или взаимной правовой помощи между государствами-участниками как политическое преступление, или преступление, связанное с политическим преступлением, или преступление, совершенное по политическим мотивам. Вследствие этого относящаяся к таким преступлениям просьба о выдаче или оказании взаимной правовой помощи не может быть отклонена лишь на том основании, что она касается политического преступления или преступления, связанного с политическим преступлением, или преступления, совершенного по политическим мотивам75. Аналогичную норму предусматривают также Конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом (ст. 11) и Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма от 13 апреля 2005 г. (ст. 15).

«Деполитизация» деяния, необходимая для обеспечения выдачи и уголовного преследования обвиняемых, не могла обойти стороной и такую категорию серьезных нарушений международного гуманитарного права, как военные преступления и преступления против человечности. Дополнительный протокол к Европейской конвенции о выдаче, принятый 15 августа 1975 г.76, предусматривает, что для целей применения ст. 3 данной Конвенции не признаются политическими преступлениями такие деяния, как преступления против человечности, указанные в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1948 г., нарушения, указанные в ст. 50 Женевской конвен-

74 The Fight Against Terrorism — Council of Europe Standarts. Strasbourg, 2004.

Protocol Amending the European Convention on the Suppression of Terrorism. Explanatory Report // <http://conventions.coe.int/Treaty/EN/cadreprincipal.htm>. 76 <http://www.un.org/russian/documen/convents/terfin.htm>.

Вступил в силу с 20 августа 1979 г.

5 - 1492

108         Концепция «исключения политических преступлений*

ции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях 1949 г., в ст. 51 Женевской конвенции об улучшении участи раненых, больных и лиц из состава вооруженных сил, потерпевших кораблекрушение на море 1949 г., в ст. 130 Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1949 г. и в ст. 147 Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны 1949 г., а также любые сравнимые нарушения законов войны, действующих при вступлении настоящего Протокола в силу, и обычаев войны, существующих на это время, которые еще не предусмотрены вышеупомянутыми положениями Женевских конвенций77.

В юридической литературе отдельные авторы отмечают, что «многими международными конвенциями специально оговаривается, что преступления, даже имеющие политический характер, относятся к экстрадицион-ным»78. Это, на наш взгляд, неверный подход к трактовке тех конвенций, которые упомянуты выше, поскольку a priori презюмируется, что предусмотренные ими преступления не являются политическими для целей выдачи либо оказания правовой помощи вне зависимости от мотивов их совершения, личности виновных. Речь в данном случае идет не о том, чтобы объявить преступление политического характера экстрадиционным, ибо признание того, что деяние квалифицируется в качестве такового (т.е. политического), является основанием для отказа от экстрадиции согласно международным договорам. Суть проблемы сводится к тому, что отдельные деяния в силу их объективных свойств (применение элементов насилия либо реальной угрозы насилия, причинение ущерба либо реальной угрозы причинения ущерба жизни и здоровью людей и т.д.) вне зависимости от мотивов их совершения, личности виновных не будут рассматриваться как носящие политический характер и позволяющие на этом основании отклонить экстрадицию. В подобных случаях апелляция со стороны преступников к политическому характеру содеянного не принимается в расчет, ибо преследование таких лиц является общеуголовным по своей сути и не может расцениваться как преследование политического свойства, связанное с персональными качествами обвиняемого (в частности, с его принадлежностью к политической организации), целями, которые он преследовал, и т.п.

Надо также учесть, что правило о «деполитизации» определенных категорий преступлений включено и в национальные законодательные акты. В качестве примера можно сослаться на примечание к ст. 3 Закона Азербайджанской Республики «О выдаче», согласно которому не признаются преступлениями политического характера:

а)         преступление геноцида;

б)         соответствующие деяния, предусмотренные Женевскими конвенциями 1949 г.;

См.: Сборник документов Совета Европы в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. С. 292.

См., в частности: Иногамова-Хегай Л.В. Указ. соч. С. 128.

Концепция ^исключения политических преступлений*    109

в)         тяжкие преступления, совершенные против жизни, здоровья, безопасности

или свободы человека, либо покушение на совершение подобного преступ

ления, либо соучастие в совершении или покушении на совершение подоб

ного преступления;

г)          деяния, уголовная ответственность за которые предусмотрена международны

ми договорами, стороной которых является Азербайджанская Республика.

В отношении преступления геноцида Азербайджан имплементировал юридический подход ст. VII Конвенции о предупреждении преступления геноцида, согласно которому указанное деяние не рассматривается в качестве политического преступления. Аналогичным образом обстоит дело и в отношении Дополнительного протокола к Европейской конвенции об экстрадиции. Заметим, что национальный закон об экстрадиции в подходах к исключению определенных деяний из категории политических преступлений применяет метод конкретного перечисления только в отношении геноцида и серьезных нарушений Женевских конвенций. В пункте же «в» примечания к ст. 3 дается общая отсылка к характеру преступления, что позволяет в каждом случае обеспечить индивидуальный подход как к деянию, так и к лицу, его совершившему, с точки зрения оценки содеянного79.

В соответствии со ст. 46 канадского Закона «Об экстрадиции» деяние, рассматриваемое в качестве преступления, согласно многосторонним соглашениям Канады, предусматривающим обязательство выдать лицо либо передать дело для уголовного преследования соответствующим органам, не относится к политическим преступлениям либо преступлениям политического характера. Кроме того, указанная статья перечисляет деяния, не рассматриваемые как политические преступления. Среди них убийство, причинение тяжких телесных повреждений, захват заложников и т.д.

Португальский Закон о международно-правовом сотрудничестве по уголовным делам (ст. 7) не признает в качестве политических преступлений геноцид, преступления против человечности, военные преступления, серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., преступления, предусмотренные ст. 1 Европейской конвенции о борьбе с терроризмом, Конвенцией против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения или наказания 1984 г., другие преступления, не рассматриваемые в качестве политических согласно международным договорам либо соглашениям, в которых участвует Португалия.

В национальном законодательстве ряда стран содержатся и иные достаточно интересные примеры «деполитизации» преступных деяний. Например, хотя ст. 10 Конституции Италии не допускает выдачу иностранца за политическое преступление, в то же время Закон об экстрадиции лиц, со-

См.: Сафаров НА. Комментарий к Закону Азербайджанской Республики «О выдаче (экстрадиции) лиц, совершивших преступления». С. 107.

110         Концепция исключения политических преступлений»

вершивших преступление геноцида, от 21 июня 1967 г. установил, что положения ч. 4 ст. 10 Конституции страны не распространяются на лиц, виновных в совершении указанного деяния. В качестве иллюстрации к рассматриваемой проблеме можно также сослаться на ст. 13 Конституции Испании, которая, установив запрет выдачи лиц, совершивших политические преступления, не относит к ним террористические акты80.

Таким образом, подытоживая вышесказанное, можно констатировать, что, во-первых, современное правовое регулирование и практика экстрадиции исходят из универсально признаваемой концепции «исключения политических преступлений», согласно которой экстрадиция ограничивается лишь деяниями общеуголовного характера; во-вторых, целью подобного ограничения является, с одной стороны, обеспечение фундаментальных прав индивида, а с другой — недопущение вмешательства запрашиваемого государства во внутриполитические конфликты в других странах81; в-третьих, для того чтобы обеспечить неотвратимость ответственности и наказания лиц, совершающих тяжкие преступления, и в частности террористические акты, военные преступления и т.д., определенные деяния последовательно выводятся за рамки «защищаемых политических преступлений».

Что же касается определения политического преступления, представляющего гордиев узел всей проблематики концепции «исключения политических деяний» из сферы экстрадиции, то, как показывает развитие законодательства, в том числе новейшего, государства отнюдь не стремятся выработать какую-либо легальную дефиницию, предпочитая оставлять широкое дискреционное поле для органов, полномочных принять окончательное решение по вопросу экстрадиции индивида. Исключением из общего правила является лишь уголовное законодательство Италии, которое квалифицирует в качестве политического преступления деяние, посягающее на политический интерес государства или политические права гражданина. Политическим считается также общеуголовное деяние, совершенное в целом или в части по политическим мотивам82. Однако нетрудно заметить, что указанное определение вряд ли способно существенным образом прояснить, что следует понимать под политическим преступлением, ибо носит слишком общий характер.

См.: Сафаров НА. Экстрадиция террористов (правовые проблемы) // АЮЖ. 2002. № 1. С. 69.

Как указывалось лордом Диплоком по делу R. v. Governor of Pentonville Prison exparte Cheng, «цель данного ограничения двоякая. Первая заключается в том, чтобы избежать вмешательства Соединенного Королевства во внутренние политические конфликты в иностранных государствах... — вторая, гуманитарная цель — предупредить передачу преступника под юрисдикцию, где он может столкнуться с риском подвергнуться несправедливому судебному разбирательству или наказанию в силу политических соображений». [1973] АС 931 at 946.

См.: Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / Под ред. И.Д. Козочкина. М., 2001. С. 519.

Концепция ■«исключения политических преступлений»-            111

Несмотря на то, что ряд государств в последнее время осуществил реформы уголовного законодательства (Франция, Испания, Российская Федерация, Азербайджан, Украина и т.д.), проблема определения политического преступления осталась вне сферы правовой регламентации, причем в подавляющем большинстве случаев она даже не рассматривалась в качестве возможного проекта законодательных работ.

Отсутствие каких-либо формализованных критериев в определении политического преступления нашло отражение и в практике оговорок к Европейской конвенции об экстрадиции. Ни одно государство — участник Конвенции не прояснило четко вопрос о том, какое деяние будет признаваться с ее стороны политическим применительно к целям ст. 3. Это, на наш взгляд, является подтверждением того, что государства хотели бы иметь большую свободу в определении состава тех действий, которые, по их мнению, образуют политическое преступление. Наличие широкого усмотрения в решении данного вопроса позволяет запрашиваемому государству более гибко с точки зрения его собственных интересов подходить к вопросу выдачи соответствующего лица.

Например, Российская Федерация при ратификации Европейской конвенции об экстрадиции сделала заявление, в соответствии с которым Россия исходит из того понимания, что ее законодательство не содержит понятия «политическое преступление». При этом было также указано, что при решении вопроса о выдаче соответствующие деяния не будут рассматриваться в качестве политических преступлений либо преступлений, связанных с таковыми83.

При рассмотрении проблематики исключения политических преступлений из сферы экстрадиции следовало бы, на наш взгляд, обратить внимание на ее тесную увязку с принципом неотвратимости ответственности и наказания лиц, виновных в совершении тяжких преступлений, и в частности, террористических актов. Как показывают события последних лет, для противодействия глобальному вызову со стороны организованных террористических групп требуется создание комплексной системы международного взаимодействия в уголовно-правовой области, подкрепленной мерами, осуществляемыми на национальном уровне. Подобные меры были приняты в ответ на террористические акты в США 11 сентября 2001 г. в рамках Евросоюза в целом и в отдельных странах данного объединения84. В указанном контексте необходимо упомянуть Общую позицию Европейского совета

и СЗ РФ. 1999. №43. Ст. 5129.

См. об этом: Saul В. International Terrorism as a European Crime: The Policy Rationale for Criminalization // Eur. J. Crime, Criminal L. Criminal Justice. 2003. Vol. 11. No 4. P. 323-349; Eden P. September 11, 2001: A Turning Point In International and Domestic Law. N.Y., 2004; Nanda V. Law In The War Against International Terrorism. N.Y., 2004.

112       Концепция «исключения политических преступлений*

«О борьбе с терроризмом» от 27 декабря 2001 г., представляющую собой программу действий Евросоюза в сфере пресечения террористической деятельности как на Европейском континенте, так и в мировом масштабе85. Другим важнейшим документом Европейского совета явилось Рамочное решение о борьбе с терроризмом от 13 июня 2002 г.86, которое предусмотрело ряд новаций в плане применения уголовно-правового инструментария для подавления терроризма, и в частности охватило легальную дефиницию терроризма87.

С другой стороны, в странах Евросоюза был осуществлен комплекс законопроектных работ, направленных на совершенствование антитеррористического законодательства и предусматривающих ряд мер, включая замораживание активов, меры в области иммиграции, предоставления убежища и т.д.88

Вместе с тем, чтобы предотвратить злоупотребления «исключением политических преступлений», не допустить на практике превращения данной доктрины из средства защиты прав политически преследуемых лиц, выдача которых запрашивается иностранным государством, в узаконенный инструмент, позволяющий уклониться от ответственности опасной категории уголовных преступников, и прежде всего террористов, нужны кардинальные меры по пересмотру иммиграционного законодательства, права убежища89,

85         EU Council. Common Position on Combating Terrorism (2001/930/CFSP).

27 December 2001. O. J. L164/3 (22 June 2002).

86         EU Council. Framework Decision on Combating Terrorism (2002/475/JHA).

13 June 2002. O. J. L344/90 (28 December 2001).

Dumitriu E. The E.U.'s Definition of Terrorism: The Council Framework Decision on Combating Terrorism // Germ. L. J. 2004. Vol. 5. No 5. P. 585-602. Special Issue.

О политике стран Евросоюза в отношении миграции и проблемы убежища см.: De Sousa CD. U., De Bruckyer P. The Emergence of a European Asylum Policy. L'emergence d'une politique europeenne d'asile. Bruxelles, 2004; Migration and Asylum Law and Policy in the European Union: FIDE 2004 National Reports /1. Higgins. (ed.). Cambridge, 2004; Manca L. L'immigrazione nel diritto dell'Unione europea. Milano, 2004; Da Lomba S. The Right to seek Refugee Status in the European Union. Antwerpen, 2004; Gerber B. Die Asylrechtsharmonisierung in der Europaischen Union: Unter besonderer Beriicksichtigung der Richtlinie zur Festlegung von Mindestnormen fur die Aufnahme von Asvtoewerbern in den Mitgliedstaaten. Frankfurt, 2004.

О подобных мерах в рамках Европейского союза см., в частности: NiessenJ., Schibel Y. Promoting Debates on European Migration Policies // European J. Migr. & L. 2002. Vol. 4. No 4. P. 469-475; Brouwer E. Immigration, Asylum and Terrorism: A Changing Dynamic Legal and Practical Developments in the EU in Response to the Terrorist Attacs of 11.09 // European J. Migr. & L. 2002. Vol. 4. No 4. P. 1-26; Peers S. Key Legislative Developments on Migration in the European Union // European J. Migr. & L. 2003. Vol. 5. No 1. P. 104-141; Gortazar С Spain: Two Immigration Acts at the End of the Millennium // European J. Migr. & L. 2003. Vol. 5. No 1. P. 1-22; SkordasA. The New Immigration Law in Greece: Modernization on the Wrong Track // European J. Migr. & L. 2003. Vol. 5. No 1. P. 23-47; Di Pascale. The New Regulations on Immigration and the Status of Foreigners in Italy // European J. Migr. & L. 2003. Vol. 5. No 1. P. 71-78.

Концепция «исключения политических преступлений*         113

юридических актов, регулирующих экстрадицию, равно как и международных документов, направленных на усиление борьбы с международным терроризмом. Полагаем, что необходим определенный пересмотр экстрадици-онных ограничений в направлении обеспечения их соответствия реалиям современной борьбы с преступностью. Если лицо, совершающее теракты, в результате которых гибнут люди и причиняется значительный материальный ущерб, будет пользоваться защитой в экстрадиционном процессе, связанной с попытками придать политический характер содеянному, это в конечном счете может выхолостить саму суть защиты прав человека в связи с экстрадицией. Мы отнюдь не призываем к свертыванию юридических гарантий в ходе расследования и судебного разбирательства по делам о терроризме и других особо опасных преступлениях. Обеспечение прав обвиняемых и подсудимых в процессе функционирования системы уголовной юстиции сохраняет свою значимость независимо от личности преступника и тяжести содеянного. В указанном нами случае речь идет об исключении возможности остаться безнаказанным, используя «лазейки» в системе международной юридической взаимопомощи и экстрадиции. Ограничение выдачи лиц, совершивших преступления политического характера, предполагающее защиту правонарушителя от преследования в силу особенностей содеянного, не имеет ничего общего с безнаказанностью опасной категории уголовных преступников.

Думается, что попытки выработать унифицированный подход по вопросу о том, какие деяния следует считать политическими преступлениями, нельзя признать эффективными. Вряд ли различия в юридических и политических подходах позволят прийти к единому мнению в данном вопросе. Более оптимальным представляется определение круга тех действий, которые не следует признавать в качестве преступлений политического характера. Кроме того, отдельные страны, для того чтобы упростить процедуру доставки преступника под компетентную юрисдикцию, решили вообще отказаться от применения рассматриваемой концепции. Например, в связи с введением Европейского ордера на арест «исключение политических преступлений» между странами Евросоюза вообще не будет применяться. Однако не следует забывать, что указанное ограничение продолжает сохранять силу в отношениях по выдаче стран указанного объединения с другими государствами.

На наш взгляд, необходимо сузить сферу защиты лиц, совершающих преступления политического характера, лишь теми деяниями, в которых отсутствует элемент насилия или угрозы подобного насилия, создающего опасность жизни и здоровью людей. Кроме того, необходимо распространить «деполитизацию» на любые акты терроризма, в подавлении которых заинтересовано все международное сообщество и сотрудничество в борьбе с которыми предусмотрено в соответствующих международных договорах.

114         Концепция ^исключения политических преступлений*

Таким образом, тенденция развития правила об •«исключении политических преступлений» из сферы экстрадиции свидетельствует, что она является немаловажным инструментом защиты прав лиц, преследование которых может быть не детерминировано общеуголовными мотивами, хотя и в последнее время в международно-правовой практике и национальном законодательстве, прежде всего с ростом угрозы терроризма, наглядно прослеживается стремление к значительному сужению объема ее применения либо, в отдельных случаях, даже к отказу от ее использования.

■