Раздел I ЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ВЕРСИЙ

1. Версия как разновидность гипотезы

Познание, осуществляемое в каждой отрасли человеческой деятельности, имеет своей целью установление истины либо такое приближение к ней, которое позволяет накапливать данные, обусловливающие реальность поставленной цели. Этот процесс предполагает избрание различных путей, наиболее оптимальным из которых является диалектический. В различных областях знаний установление истины происходит путем обобщений, поиска, экспериментов, сложных форм анализа, использования прогнозов и других методов.

В юридической деятельности в процессе расследования преступлений поиск истины связан с установленной законом формой, именуемой доказыванием. Расследование преступлений имеет познавательный характер, специфика которого заключается в том, что оно осуществляется в форме доказывания.

Собирание доказательств осуществляется посредством проведения следственных действий, а исследование и оценка доказательств состоит в уяснении содержания сведений о фактах, проверке этих сведений, установлении их достоверности.

Своеобразие процесса познания при расследовании преступлений состоит, главным образом, в том, что предметом его являются общественно-опасные и противоправные деяния. Их исследование в большинстве случаев осложняется тем, что они не предстают перед лицом, производящим расследование, в виде полной картины. В распоряжении следователя находятся только немногие следы и сведения, анализируя которые он должен восстановить картину происходящего во всей ее сложности. Поэтому мыслительная и процессуальная деятельность следователя протекает в таких условиях, когда не видны ниш естественных причинных связей, уничтожены или замаскированы следы, отношения между вещами и событиями предстают нередко в перевернутом виде, а сущность происходящего в ряде случаев извращена. Это определяет характер деятельности следователя как познавательной.

Содержанием познания при расследовании преступлении является мыслительная деятельность, подчиненная общим за-

конам мышления; формой же, в которой протекает познание в названной области, является специфическая, определяемая vro-ловно-процессуальным законом деятельность, регулирующая пронесс собирания доказательств.

По своей гносеологической природе познание при расследовании преступлений тождественно по манию в любых отраслях и подчинено обшим законам и категориям диалектики. Диалектика в познании конкретного (в расследовании преступлений) проявляется в восхождении от живого созерцания (чувственного познания) к абстрактному мышлению (логическому познанию).

Чувственная ступень познания в области расследования преступлений не носит такого непосредственного характера, как в области знаний, имеющих своим предметом физические, химические, биологические явления. О непосредственном восприятии здесь можно говорить только в отношении результатов происходящего события, выступающих в виде следов преступления в широком понимании этого слова. К таким следам относятся как следы в прямом смысле — следы рук, обуви, орудий взлома, транспорта, так и следы, выраженные в иных формах — показания свидетелей, обвиняемых, заключения экспертиз и др. Но и такая ограниченная непосредственность восприятия относи гель -но события преступления создает необходимые предпосылки для его познания.

Процесс познания в расследовании преступлений осуществляется с использованием категорий анализа и синтеза, причины и следствия, сущности и явления, тождества и различия и др.. являющихся ступенями познания. Применению их соответствен но в каждой области знания присущи особенности, определяемые соотношением общего диалектического меч ода и специальных методов частных наук.

Так, названные категории в процессе познания при расследовании преступлений приобретают свою специфику. В частности, анализ в процессе расследования выступает в разных формах, в зависимости от того, какие функции он выполняет. Анализ события преступления по его следам, производимый при смотре места происшествия, выступает как условное, мысленное расчленение, обособленное рассмотрение обстановки, об-тоятельств, следов и др. Анализ при подготовке и производстве такого следственного действия, как допрос, заключается в изу-

чении имеющихся в распоряжении следователя материалов, формулировании вопросов, определении тактической линии допроса, ситуаций применения тактических приемов и т.п.

Категория синтеза находит свое наибольшее применение в оценке результатов анализа, формулировании юридически значимых выводов.

Специфика использования категорий сущности и явления в процессе познания в области расследования также определена предметом исследования. Сущность отдельных явлений, представляющих собой результат преступного действия, не только не выступает на поверхности, но маскируется, является в перевернутом виде, тщательно вуалируется. Такие трудности в познании сущности отдельных явлений при расследовании имеют место в случаях, когда сокрыты следы преступления, инсценирована обстановка события преступления. Ошибки в умозаключениях следователей в этих случаях объясняются отсутствием анализа ситуации либо отдельных следов, игнорированием так называемых «негативных» обстоятельств (противоречащих представлению об естественном развитии события), с достаточной точностью указывающих на то, что явление (характер обстановки, следов) не соответствует сущности происходящего, противоречит ему по тем или иным признакам. Правильное уяснение того, что сущность того или иного события может являться в искаженном виде, во многих случаях способствует четкому пониманию содеянного, выдвижению обоснованных версий.

Деятельность следователя по расследованию преступлений в качестве одной из важнейших задач предполагает установление причин событий или явлений, попадающих в орбиту следственного процесса. Последний связан с глубокой и сложной работой по установлению причин определенных действий, тех необходимых причинных связей, которые проливают свет на событие преступления, способствуют его раскрытию.

Установление причинной связи между действием и его последствием имеет место на протяжении всего процесса расследования. Специфика установления причинной связи при расследовании состоит в следующем: а) причинные связи устанавливаются в отношении обстоятельств, имевших место в прошлом; б) причинные связи устанавливаются посредством фактов, добываемых действиями с соблюдением процессуального порядка; в) связи устанавливаются на основе неполных фактов; г) ус-

тановление причинных связей усложняется маскировкой истинного характера событий; д) методом установления причинных связей является построение общих и частных версий расследования.

Установление причинных связей может иметь частный характер (в тех случаях, когда устанавливается причинное отношение обнаруженного к событию преступления) и общий характер (установление события преступления, личности преступника мотивов совершения преступления и т.п.).

В установлении причинных связей между действиями и их последствиями большое значение имеет специальное криминалистическое образование следователя, которое способствует более углубленному анализу следствий в каждом случае. В определении причинных связей значительная роль принадлежит логическим методам их установления. К числу таких методов относятся: метод сходства, метод различия, соединенный метод сходства и различия, метод сопутствующих изменений, метод остатков.

В криминалистической литературе предложены новые логические связи косвенных доказательств, позволяющие в наиболее приемлемом в конкретной ситуации сочетании установить причинное отношение доказательств к событию преступления. Так, А.А. Эйсманом сформулированы системы связи косвенных доказательств и формы логического отношения между доказываемым и доказывающим фактами. В числе последних названы такие формы: 1) отношение обусловленности; 2) отношение соответствия; 3) отношение совместимости; 4) отношение сопутствия; 5) отношение несовместимости; 6) отношение конкуренции1. Применение перечисленных форм отношений к доказыванию конкретных фактов способствует установлению причинных связей, обусловливающих в конечном счете установление объективной истины по делу. Схема предлагаемых А.А. Эйсманом логических систем связи доказательственных фактов отражает естественную сложность восстановления происшедшего события и в этом отношении определяет пути, позволяющие обнаружить причинные отношения как достоверные. Указанные системы являются дополнением к формально-логическим методам установления причинных связей.

t-м.: Эпсман А.А. О некоторых логических системах связи косвенных доказательств // Вопросы криминалистики. М., 1964. С. 50.

Наряду с названными категориями диалектики, познавательные функции в расследовании преступлений выполняет категория тождества и различия. Огромное значение ее применение имеет в экспертной тактике, где проблема установления тождества объектов, обнаруживаемых в процессе расследования, приобретает роль установления доказательственного отношения к событию преступления, а также установления лиц, совершивших преступления. Последнее имеет место при предъявлении для опознания, где решение идентификационных процессов обусловливает установление личности и предметов, участвующих в совершении преступления.

Одной из форм познания неизвестного является гипотеза. Отмечая важнейшее значение гипотез в познании, Ф. Энгельс указывал: «Наблюдение открывает какой-нибудь новый факт, делающий невозможным прежний способ объяснения фактов, относящихся к той же самой группе. С этого момента возникает потребность в новых способах объяснения, опирающихся только на ограниченное количество фактов и наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит к очищению этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, пока наконец не будет установлен в чистом виде закон»1.

В науке гипотезой называют предположения о непосредственно не наблюдаемом факте либо о предполагаемом непосредственно не наблюдаемом закономерном порядке, объясняющем извест ную из опыта совокупность явлений2. Если принять данное определение гипотезы, то нетрудно усмотреть ее равноценность криминалистической версии. Как и выдвижение гипотез разной значимости и сложности, так и выдвижение версий различного порядка и трудности представляет собой сложную форму мышления. В этом смысле нельзя криминалистическую версию считать более простой формой мышления. Определение сложности данной формы возможно в каждом конкретном случае и не может идти по линии противопоставления «гипотезе вообще». Криминалистическая версия в некоторых случаях может быть более сложной формой познания, чем конкретная гипотеза. Сопоставление степени их сложности допустимо лишь в строго конкретных случаях.

Энгельс Ф Диалектика природы. ML, 1956. См.. Логика. М., 1956 С. 211.

Сложность такой мыслительной формы, как криминалистическая версия, приводила отдельных авторов (Г.Н. Александру к утверждению о том, что она может конструироваться только применительно к значительным фактам или обстоятельствам расследуемого преступления. Что же касается частностей, или «деталей», то версии по их поводу не строятся, следователь ограничивается в каждом случае догадками, как в случае обнаружения пуговицы, относительно которой у следователя возникает мысль о ее принадлежности убийце.

Приведенное представление автора противоречит пониманию целей версии как метода исследования. Предположение, касающееся частного факта, детали, не потеряет характера версии, последняя в этом случае, преследуя выяснение задачи, будет именоваться частной, но глубоко отличной по своей логической структуре от догадки, поскольку частная версия (и общая) является результатом анализа исходного материала или одного доказательства и методом установления его причинного отношения к событию преступления.

Обращение к исследованию природы криминалистических версий и их функций в судопроизводстве, главным образом ь расследовании преступлений, представлено в криминалистической литературе многочисленными статьями и кандидатскими диссертациями.

Предметом обстоятельного рассмотрения версий являются диссертации АН. Колесниченко, О.В. Никренц, И.М. Лузгина, Л.Я. Драпкина, A.M. Ларина, R.H. Левкова, а также работы других авторов, рассматривающих проблемы криминалистических версий применительно к исследуемым областям криминалистической тактики и методики расследования отдельных видов преступлений. Каждым из авторов были предприняты попытки сформулировать определение понятия «версия», исследовать ее многофункциональную роль в расследовании преступлений и судебном разбирательстве. Следует отметить плодотворность такого поиска, несмотря на единообразный подход к понятию версии и стремление в отдельных случаях такие определения представить как описание ролевых значений версии.

Если в этом отношении обратиться к отдельным определениям, станет очевидным, несмотря на некоторое разнообразие,

М.. Александров Г.Н. Некоторые вопросы теории криминалистической версии // Вопросы криминалистики. М , 1962. Вып IV. С. 8

их единство в понимании и описании проблемы. Так, в своем определении А.Н. Васильев отмечает: «Следственную версию можно охарактеризовать как индуктивное умозаключение следователя в форме предположения, основанное на фактических данных о событии преступления и его отдельных обстоятельствах, подлежащее проверке по логическим правилам дедукции»1.

При рассмотрении этого определения, можно сразу придти к выводу о смешении логических категорий индукции и дедукции в построении версий и ошибочном подходе к их роли в формировании последней. Известно, что при формировании версий объективно выступают такие приемы, как индукция, дедукция и аналогия, традиционно обеспечивающие выдвижение предположений в зависимости от анализа доказательственного материала (индукция), его отсутствия (дедукция) и обстоятельств об информации, сходной в отдельных своих сторонах с имевшей место ранее (аналогия). Между тем автор преимущественное значение придает индуктивному ходу рассуждений, что ограничивает выдвижение версий, оставляя неиспользованными иные методы построения версий.

Определение версии, по своей сути переходящее в описание, принадлежит A.M. Ларину. «Следственная версия, — отмечает он, — это строящаяся в целях установления объективной истины по делу интегральная идея, образ, несущий функции модели исследуемых обстоятельств, созданный воображением (фантазией), содержащий предположительную оценку наличных данных, служащий объяснением этих данных и выраженный в форме гипотезы»2. Приведенное определение отличается излишней громоздкостью и, более того, содержит неточности в оперировании отдельными терминами. Так, в частности, при построении версии, как и любой гипотезы, как правило, исходят из определенных обстоятельств, в нашем случае — фактов, позволяющих дать обоснование выдвигаемому предположению. Именно поэтому элементы фантазии как беспочвенного воображения в построении версии не могут иметь места.

Более близким к требованиям, предъявляемым к построению криминалистической версии, является определение, сформулированное И.Ф. Герасимовым и Л.Я. Драпкиным. Так, по

Васильев А.Н Следственная тактика. М., 1976. С. 55.

Ларин A.M. От следственной версии к истине. М., 1976. С. 13.

мнению авторов, «криминалистическая версия — это обоснованное предположение субъектов познавательной деятельности (следователь, прокурор, оперативный работник, судья, эксперт), дающее одно из возможных и допустимых объяснений выявленным исходным данным (фактическая база), позволяющее на их основе во взаимодействии с теоретической базой вероятностно (неоднозначно) установить еще не известные обстоятельства имеющие значение для дела»1. Приведенное определение не является в чистом виде дефиницией, так как наряду с сущностью версии содержит в себе не только ее функции (использование фактической и теоретической базы), но и указание на ее роль в познании (предположение субъектов познавательной деятельности). В этом плане заслуживает внимание акцентирование авторами положения о том, что версия — это обоснованное предположение. Остальные характеристики версии суть выяснение ее роли и методов в познании конкретного.

В числе определений криминалистической версии нельзя не отметить определение, предложенное Р.С. Белкиным, как результат анализа понятийного аппарата учения о криминалистической версии. «Криминалистическая версия — это обоснованное предположение относительно отдельного факта или группы фактов, имеющих или могущих иметь значение для дела, указывающее на наличие и объясняющее происхождение этих фактов, их связь между собой и содержание и служащее целям объективной истины»2.

В приведенном определении исключено слово «преступление», что придает ему абстрактный характер объяснения каких-либо фактов или их суммы. Автор попытался дать объяснение не только сути версий, но и путей ее формирования «объясняющее происхождение этих фактов и их связь между собой», что не входит в задачи определения дефиниции. Слишком пространная интерпретация понятия «версия» не дает четкого представления о ее задачах в судопроизводстве. Поэтому представляется наиболее лаконичным определение понятия версии как обоснованного предположения о событии преступления и личности преступника, где термин «событие преступления» охватывает все возможные связанные с ним обстоятельства, в том числе их про-

2 Криминалистика. М., 1994. С. 58.

Белкин PC. Курс криминалистики. М., 1977. Т. II. С. 371-372.

исхождение, причинные зависимости, механизм и другие данные, предположение о наличии которых и позволяет установить объективную истину — раскрыть преступление.

В понимании логической природы версии как разновидности гипотезы превалирующая роль принадлежит философским исследованиям гипотезы и ее роли в познании действительности. В этом отношении наиболее привлекательными, на наш взгляд, являются труды А.А. Старченко' и П.В. Копнина2, специально посвященные проблемам гипотезы и ее функций в познании, в том числе и в судопроизводстве (А.А. Старченко).

Следственная (криминалистическая) версия представляет собой разновидность гипотезы, определяемую и особенностями и характером области, в которой происходит исследование. Логическая природа следственной версии, равно как и требования, предъявляемые к ней, проистекают из сущности и природы гипотезы. Гипотезой не может считаться предположение произвольное, фантастическое, надуманное, а только предположение, удовлетворяющее определенному комплексу условий: 1) предположение, не противоречащее достоверным научным значениям; 2) объясняющее факты, для объяснения которых оно применяется; 3) достаточное для того, чтобы с его помощью можно было объяснить все факты. Аналогично и криминалистическая версия может считаться таковой, если она удовлетворяет соответственным требованиям, предъявляемым к ней задачами расследования.

Из названных общих условий вытекает такое частное для версии требование, как ее обоснованность. Обоснованность версии означает ее логическую последовательность и определенность, зависимость от конкретных фактов, являющихся основой ее построения. Версия должна находиться в тесном взаимодействии с фактами, породившими ее, и объяснять их лучше и полнее, чем любое иное предположение. Важным требованием в отношении криминалистической версии является и то, что она должна объяснять не только часть фактов, нуждающихся в объяснении, а всю их совокупность. При удовлетворении таким требованиям версия будет наиболее полной и обстоятельной.

Старченко А.А. Логика в судебном исследовании. М., 1958; Его же. Гипотеза. ML, 1962. Копнин П.В. Гипотеза и познание действительности. К., 1962.

Гносеологическая природа гипотезы и криминалистической версии тождественны. Некоторая специфика версии, обусловленная ее функциональным назначением в расследовании, не является основанием для противопоставления ее гипотезе или выделения в нечто самостоятельно существующее, глубоко отличное от гипотезы. Так, М.С. Строгович отмечает, что версии по своей природе очень близки к рабочим гипотезам и отличаются от последних тем, что касаются отдельного факта или явления, а не их группы1. Иной смысл в понятие версии вкладывает П.В. Коп-нин, полагая, что гносеологическая функция предположения одинакова, независимо от того, для объяснения сколь большой группы явлений данное предположение возникло. Определяя версию как одно из возможных рабочих предположений, возникающих для объяснения изучаемого предмета, П.В. Копнин указывает, что версия отличается от гипотезы сугубо ограниченной рабочей функцией в исследовании предмета2.

Отдельные ученые-криминалисты, исследующие проблему криминалистической версии, особо подчеркивают то, что отличает версию от научной гипотезы. Так, А.Н. Колесниченко отмечает: «В противоположность научным гипотезам, следственные версии не преследуют цели создания научной теории... В отличие от проверки научных гипотез, проверка следственных версий ограничена во времени и производится в процессуальной форме»3.

Стремление авторов обозначить специфические черты версии, отличающие ее от научной гипотезы, объясняются желанием более детально осветить вопрос о природе и функциях версии.

Выявление таких специфических черт версий способствует ее лучшему пониманию, однако в некоторых случаях упрощает ее познавательное значение. Не всякая гипотеза в конечном счете ставит своей целью установление научной теории. Известно много гипотез, превращение которых в достоверные знания не влекло за собой создание научных теорий. В этом смысле криминалистическая версия мало отлична от научной гипотезы, так как их общими целями является познание определенных фак-

См.: Строгович М.С Логика М., С. 309. См.- Копнин П.В. Указ. соч. С. 90

Колесниченко А.Н. Роль следственных версий и построение их при расследовании преступлений // Учен. зап. Харьк. юрвд. ин-та, 1957. Вып. 9. С. 165.

тов'. Утверждение о том, что версия отлична от гипотезы ограниченным временем проверки, малоубедительно. Гипотеза также ограничена временем проверки, задачами развития науки.

Рассматривая гипотезу как сложную форму познания научных закономерностей, отдельные авторы полагают, что версия, не имеющая своей целью создание теорий, может быть определена как более простая форма мышления. С таким выводом согласиться нельзя.

В науке гипотезой называют предположение о непосредственно не наблюдаемом факте либо о предполагаемом непосредственно не наблюдаемом закономерном порядке, объясняющем известную из опыта совокупность явлений. Если принять данное определение гипотезы, то нетрудно усмотреть ее равноценность версии. Как выдвижение гипотез разной значимости и сложности, так и выдвижение версий различного порядка и трудности представляют собой сложную форму мышления. В этом смысле нельзя версию считать более простой формой мышления. Определение сложности этой формы возможно в каждом конкретном случае. Версия в некоторых случаях может быть более сложной формой познания, чем конкретная гипотеза. Степень их сложности, как уже упоминалось, может быть сравнима только в конкретных случаях.

Версия как разновидность гипотезы имеет одинаковые с ней стадии развития. Первой стадией является анализ и обобщение фактического материала, необходимого для дальнейшего развития знаний об отдельном факте либо совокупности фактов. Вторая стадия состоит в конструировании собственно версии, обоснованной имеющейся информацией. Третья стадия предполагает разработку ряда следствий, вытекающих из сформулированного предположения. Четвертая стадия предполагает проверку теоретически выведенных следствий. Решение этой стадии в положительном смысле доказывает большую степень достоверности версии и полную достоверность в том случае, если выведенные следствия не вытекают и не могут вытекать из другого рода оснований. Другими словами, если факты, подтверждающие следствия, не обусловлены какими-либо иными данными.

Это обстоятельство подчеркивает А.А. Старченко. (См.: Старченко А.А. Гипотеза. М , 1962. С. 68).

В практике расследования преступлений особая роль принад-ежит методам построения версий. В своем законченном виде криминалистическая версия всегда является результатом индук-дедукции или выводов по аналогии. Индуктивные умозаключения — умозаключения от частного к общему — наибольшее применение находят в тех случаях, когда следственная версия проистекает из анализа доказательств, обнаруженных в процессе расследования.

Первоначальное индуктивное накопление доказательственного материала играет существенную роль в исследовании, ибо создает тот фундамент из фактических данных, опираясь на который можно построить версию о происхождении этих данных1.

Тогда от установления отдельных частных причин происхождения доказательств путем индуктивного мышления мы приходим к установлению общего предположения о характере и причинах события преступления.

Рассмотрим значение индукции на конкретном случае из следственной практики.

По делу об убийстве гражданки Малкиной в совершении преступления подозревалась совместно проживающая с нею свекровь. Основанием для подозрения явилось недоброжелательное отношение последней к своей невестке. Труп был обнаружен спустя значительный период времени после убийства, и поэтому расследование было крайне осложнено, тем более что обнаруженный труп был расчленен и обезглавлен.

В данном случае версия расследования могла быть построена только на основании обнаружения тех или иных доказательств на месте происшествия. В ходе осмотра помещения, где ранее проживала потерпевшая, следователю удалось обнаружить следующие доказательства: 1) брызги крови, имеющие определенную давность; 2) ткань, сходную с той, в которую были упакованы части расчлененного трупа; 3) краску на цветочных горшках, сходную по цвету с краской, обнаруженной на упаковочном материале, в который был обернут труп; 4) при осмотре золы в печке — несгоревшие полностью кости, вызвавшие у следователя предположения о принадлежности их к черепу человека.

В отношении всех обнаруженных доказательств подозреваемая дала объяснения, исключающие на первый взгляд ее прича-

См.: Старченко АЛ. Указ. соч. С. 21.

стность к преступлению. Обнаружив эти доказательства, следователь только на основании их анализа не мог построить версию относительно личности убийцы и способа совершения преступления, так как их характер требовал специального исследования. В результате проведенных экспертиз было установлено, что кровь по своей группе не совпадает с группой крови подозреваемой, наличие которой она объясняла кровотечением из пальца. Кроме того, исследованием ткани была установлена ее однородность с тканью, в которую был обернут труп. Краска на цветочных горшках была однородной с обнаруженной на упаковочном материале, и, наконец, исследование золы показало, что она органического происхождения, а обнаруженные обломки костей являются фрагментами черепа человека.

При таких обстоятельствах следователь, пользуясь индуктивными умозаключениями, мог придти к следующим выводам, которые и легли в основу построения следственной версии. Кровь не принадлежала подозреваемой, следовательно, ее объяснения несостоятельны, и можно предполагать, что это кровь убитой Малкиной.

Факт обнаружения в квартире подозреваемой ткани, однородной с упаковкой трупа, еще не означает причастности подозреваемой к убийству, однако то, что совпадают не только рисунок ткани, но и краска, обнаруженная на нем, дает основание полагать, что подозреваемая причастна к убийству. Обнаруженные в печке остатки несгоревших костей черепа человека также являются основанием к построению версии о причастности к убийству свекрови Малкиной. Так, от отдельных доказательств, путем их анализа и рассмотрения во взаимосвязи, следователь пришел к общему выводу о причастности свекрови Малкиной к преступлению, о характере преступления, способах его совершения и сокрытия.

Приведенный метод построения индуктивного умозаключения от частного к общему является формой научной индукции, которая основана на знании необходимых причинных связей и признаков. Правда, в приведенном случае необходимые причинные связи между событием и его результатами не установлены, но знание необходимых признаков имеет место.

При использовании индуктивного метода в ходе построения версий следователь должен знать о тех ошибках, которые могут иметь место в процессе индуктивного умозаключения. В прак-

расследования наиболее часты ошибки «поспешности обоб-ения» и выводы «после этого — значит вследствие этого».

Такого рода ошибки влекут за собой не только неправильное построение версий, но и неверное определение путей расследования преступлений. Логические ошибки поспешности обобщения заключаются в том, что вывод от частного к общему основывается не на полном и всестороннем анализе признаков объекта и в связи с этим не на определении необходимых причинных связей. Вывод строится на основе изучения части признаков. В связи с этим вывод может быть ложным, так как положенные в его основание оценки не соответствуют действительности.

Большое число логических ошибок при построении следственных версий проистекает от игнорирования негативных обстоятельств, представляющих собой нарушение естественного хода событий, обнаруживаемых в результате оценки причинно-следственных связей.

Следует отметить, что индуктивный метод наиболее широко применяется в случаях, когда в наличии имеется хотя бы минимальное число доказательств.

В случаях отсутствия доказательств преступления методом построения версий может быть дедукция и в отдельных случаях аналогия. Дедукция, будучи предметом научного исследования, не является самостоятельным методом познания, ибо недостаточна для всестороннего исследования. В конкретном применении для построения следственных версий дедукция может быть использована наряду с индукцией.

Под дедукцией мы понимаем логический вывод от общего к частному. Иными словами, дедукция предполагает суждение о частных признаках по характеру события в целом. Дедуктивное умозаключение при построении следственных версий вытекает из общих положений методики расследования отдельных видов преступлений, которые характеризуют признаки, свойственные определенному событию преступления.

Как отмечалось, дедуктивный метод может иметь место при явно недостаточном числе обнаруженных по делу доказательств. В этом случае построение версий исходит не из анализа определенных доказательств, а из общего предположения, из которого выводятся следствия, проверяемые в процессе расследования.

Так, в случае пожара в суде следов поджога обнаружено не ыло. В результате осмотра был обнаружен обуглившийся труп

сторожа суда и остатки полуобгоревших дел в канцелярии. Следователь мог строить версии дедуктивным путем. Исходя из общих положений уголовного права и рекомендаций методики расследования отдельных видов преступлений, версии могли сводиться к следующим: 1) поджог совершен в целях уничтожения уголовного дела; 2) поджог совершен из мести судье: 3) поджог совершен в целях убийства сторожа из каких-либо побуждений; 4) пожар возник по причине неисправности электропроводки.

Не включив предположение, представляющееся наиболее вероятным, следователь допустит логическую ошибку, в частности, ошибку неполноты большей посылки в умозаключении, дающую неправильные выводы. Однако, если большая посылка умозаключения содержит в себе предположения неопределенного характера, например «поджог производился по каким-либо мотивам», то этого уже достаточно для его полноты и правильности выводов впоследствии. Однако дедуктивное умозаключение, как и сама дедукция, не может дать достоверных выводов, поэтому дедукция в процессе проверки гипотез неразрывно связана с индуктивной формой мышления.

Интересный пример логической ошибки при дедуктивном умозаключении приводит А.И. Уемов. Рассматривая случай логической ошибки при конструировании следственных версий относительно личности убийцы в повести А.П. Чехова «Драма на охоте», А.И. Уемов отмечает, что можно составить следующее рассуждение о причине смерти героини повести Ольги: Ольга покончила жизнь самоубийством; ее убил наемник графа.

В процессе расследования было установлено, что Ольга не кончала жизнь самоубийством и не была убита ни цыганами, ни наемником графа. Следовательно, ее убил Урбенин. К такому выводу пришел следователь и судья. Между тем этот вывод оказался неправильным потому, что в логическом рассуждении была допущена ошибка — была исключена еще одна возможность — сам следователь. Поскольку логически построенное расследование должно предусматривать в большей посылке все возможные случаи, постольку в конкретном случае помимо лиц, на которых падало подозрение, должны быть включены иные лица или неопределенное «кто-нибудь другой». Большая посылка при этом включении приобретает известную неопределенность, но она отражает только ту неопределенность знаний об убийстве, кото-

рая имела место. В приведенном случае логическая ошибка при построении дедуктивным путем версии о личности убийцы привела к фактической ошибке — к обвинению невиновного'.

Для формирования криминалистической версии большое значение имеет такая форма мышления, как умозаключение по аналогии. Аналогия является определенным толчком для высказывания гипотезы. Как отмечает П.В. Копнин, «обнаружение сходства определенной общности изучаемых явлений с типом связи и явлений, характер которой уже установлен, дает основание предположить, что в данном случае может действовать подобный же тип закономерной связи»2.

В сходной ситуации события преступления или отдельных его обстоятельств с расследованными уже преступлениями, криминалистические версии могут возникать по аналогии3. Не следует, однако, полагать, что роль аналогии в самом процессе построения и проверки версий определяющая. Умозаключение по аналогии большое значение имеет только на начальном этапе конструирования версий. Аналогия подсказывает возможное направление версии и ее проверки. Аналогии недостаточно для объяснения всего процесса формирования версии, уже в процессе развития версии аналогия дополняется индукцией и дедукцией. Можно сказать, что аналогия только подсказывает рождение версии, между тем как индукция обосновывает ее существование.

Источниками аналогии при конструировании версий в процессе расследования могут быть: 1) оперативные и следственные данные о сходных по составу и способам совершения раскрытых преступлениях; 2) оперативные и следственные данные об однотипных нераскрытых преступлениях; 3) общие теоретические положения, основанные на обобщении следственной практики и позволяющие наметить определенные версии по конкретной категории преступлений; 4) теоретические познания следователя и собственный опыт в расследовании преступлений.

См.: Уемов А.И. Логические ошибки. Как они мешают правильно мыслить.

М., 1958. С. 88.

Копнин П.В. Место и значение гипотезы в познании // Вопр. философии,

1954. № 4. С. 52.

Старченко А.А. Роль аналогии в познании на материалах исторического

и правового исследования // Высш. школа, 1961. С. 41.

Изложенные основания конструирования версий по аналогии могут быть использованы следователем каждая в отдельности или в совокупности, в зависимости от конкретных обстоятельств расследуемого преступления. В конструировании следственных версий по аналогии важное значение имеет анализ способа совершения преступлений, так как в последнем можно скорее всего обнаружить аналогичное. Другие элементы состава преступления также имеют значение для выводов по аналогии при выдвижении версий. При использовании аналогии для выдвижения версий расследования важно, чтобы данные аналогии были правильно определены и не оказались ложными. Ложной аналогия может быть в тех случаях, когда сопоставляются второстепенные черты сравниваемых событий и остаются незамеченными наиболее существенные. Порочность таких поверхностных выводов по аналогии очевидна, ее последствия особенно пагубны в тех случаях, когда выдвигаются версии по аналогии второстепенных данных. Для построения версий по аналогии должны быть сходными наиболее существенные обстоятельства.

Формирование версии, как отмечалось ранее, проходит четыре основные этапа: анализ фактического материала; выдвижение версии; выведение следствий и их проверку. Одним из важных этапов является выведение следствий или допущений. Следствия выводятся из версии как предположения в результате ее анализа. Часть следствий может быть налицо, существование же других следствий может подтвердиться путем их проверки, посредством обнаружения новых фактов или сопоставления обнаруженных фактов с теми следствиями, которые выводятся из версии. Анализируя ту или иную следственную версию, следователь мысленно представляет, какие обстоятельства должны иметь место в действительности, если его версия истинна. Выявление этих обстоятельств может происходить двояким путем: непосредственным установлением искомого в результате проведения отдельных следственных действий либо посредством логического доказывания.

Так, на основании анализа имеющихся доказательств при расследовании хищения из магазина следователь строит версию о том, что хищение совершил один из продавцов. Выдвинув такую версию относительно продавца А., следователь выводит из нее все возможные следствия (допущения). Такими следствиями могут быть: 1) у А. и его родственников должны быть това-

ры, похищенные из магазина; 2) А. ведет разгульный образ жизни; 3) А. в последнее время приобрел дорогостоящую машину; 4) в отделе, в котором работал А., может быть обнаружена недостача; 5) следы пальцев, обнаруженные на разбитом стекле окна магазина (инсценирование события), принадлежат А. и т.п. Чем большее число следствий будет выдвинуто, тем больше вероятность доказывания истинности или ложности выдвинутого предположения (версии). В процессе планирования расследования из выведенных следствий (мысленно) формулируются обстоятельства, подлежащие выяснению. Так, выведенное следствие относительно того, что у А. и его родственников должны быть товары, похищенные из магазина, влечет за собой формулирование в плане соответствующего обстоятельства — имеются ли у А. в доме или у его родственников похищенные товары.

Выведение следствий носит теоретический характер. При проверке выведенные следствия могут совпадать, подтверждать версию расследования. В каждом случае расслоиования проверка выведенного следствия может вести к достоверному знанию только тогда, когда установлено, что основание данного следствия находится в причинной связи с событием преступления. Но совпадения следствий с фактами, имеющими место в действительности, недостаточно для обоснования выдвинутой версии. Необходимо также установить, что возможные следствия есть логическое завершение определенного основания, которое является их единственной причиной и находится во взаимосвязи с событием преступления.

При проверке следствий, выведенных из версии, достоверность последней будет тем больше, чем большее число следствий будет подтверждено обстоятельствами дела. Истинность версии будет определяться тем, насколько она способна объяснить не только ранее известные обстоятельства, но и такие, которые стали известными в процессе проверки следствий.

Не всегда истинность или ложность версии может быть установлена на первых этапах расследования. Иногда этот момент может быть отдален ввиду многочисленности проверяемых следствий или сложности их проверки. Данное положение подтверждают многочисленные примеры из следственной практики. Рассмотрим один из них. В прокуратуру поступило сообщение о том, что на окраине города обнаружен труп женщины. Осмотром места происшествия было установлено: в балке, неподалеку

. и яму с водой, лежит труп

^v/n женщины. В местах, прилегающих к нему, обнаружены следы тачки, не доходящие до ямы и обрывающиеся на расстоянии двух метров от нее. Поза трупа и состояние одежды привели к мысли о том, что в данном случае имело место изнасилование с последующим убийством. Однако версия об изнасиловании отпала после производства судебно-медицинского исследования трупа. Эксперт пришел к выводу, что причиной смерти является асфиксия. Кроме того, эксперт установил, что потерпевшая была на восьмом месяце беременности и пыталась ее прервать механическим вмешательством. Эксперт отметил и наличие многочисленных царапин на веках и сетчатке глаз потерпевшей.

Таким образом, из заключения судебно-медицинского эксперта следователь почерпнул ряд фактов, позволивших ему придти к определенному предположению.

К этому времени были установлены личность потерпевшей и некоторые обстоятельства ее жизни. В частности, то, что она работала на шлакоблочном заводе, жила в общежитии, будучи не замужем, тяготилась своей беременностью и неоднократно высказывала желание избавиться от плода. Из допроса свидетелей стало известно о существовании некой «тети Маши», предлагавшей потерпевшей сделать аборт.

Имея такие доказательства, следователь выдвинул версию: во время производства аборта наступило состояние шока, аналогичное состоянию смерти потерпевшей, и абортмахерша, желая избавиться от трупа, вывезла его. Выдвинув версию, следователь стал выводить из нее необходимые следствия, а именно:

местом производства аборта явилась квартира «тети Маши»;

в квартире могут оказаться следы преступления, а также но

сильные вещи, принадлежащие потерпевшей; 3) у «тети Маши»

должна быть тачка, на которой транспортировался труп потер

певшей к месту его обнаружения; 4) к преступлению причастны

иные лица, помогавшие «тете Маше» в транспортировке; 5) в

помещении должен быть острый предмет, имеющий на себе сле

ды крови, которым наносились царапины на сетчатую оболочку

глаз потерпевшей; 6) повреждения сетчатки оболочки глаз по

терпевшей наносились в целях сокрытия или «устранения обли

ка лица, запечатленного в глазах». К такого рода выводам могло

придти лицо, заблуждавшееся в этом отношении и желавшее

скрыть свою причастность к преступлению. Выведенные следствия не исчерпываются названными, однако их достаточно для первоначальной проверки следственной версии. Проверкой выведенных следствий установлено; I) местом производства аборта действительно являлась комната «тети Маши». Этот факт был установлен не только показаниями свидетелей, видевших, как потерпевшая входила к ней, но и производством обыска, подтвердившим наличие следов крови на полу и других доказательств пребывания потерпевшей в этом доме; 2) производством обыска была обнаружена тачка, колесо которой, имевшее характерные признаки, вместе со слепком следа, изготовленным на месте происшествия, было направлено на трасологическую экспертизу, давшую заключение о том, что след оставлен данным колесом; 3) допросом хозяев квартиры выяснено, что один из них — сапожник помогал транспортировать тело потерпевшей, он же предложил скрыть следы преступления, поцарапав сетчатку глаз и веки потерпевшей, на которых, по его словам, мог запечатлеться облик человека, совершившего преступление. При осмотре шила были обнаружены следы, напоминающие кровь. Впоследствии это предположение было подтверждено производством судебно-медицинской экспертизы.

Таким образом, проверкой выведенных следствий версия, выдвинутая следователем, подтвердилась.

Проверка следствий одной версии менее сложна, чем проверка следствий нескольких версий. Однако во всех случаях они должны проверяться параллельно. Нередко проверкой одного следствия подтверждается две или три версии. Проверив следствия, нужно тщательно их проанализировать, в частности, их причинное отношение к событию преступления.

Анализ логической природы и функций версии в процессе расследования дает основание утверждать, что версия может рассматриваться в качестве формы систематизации доказательственного материала, метода установления частных и общих причинных связей, определяющих пути познания при расследовании преступления.

В процессе расследования криминалистическая версия тесно связана с планированием. Роль версии по отношению к плану расследования можно назвать определяющей, поскольку версия является тем направлением расследования, которое обусловливает построение в плане комплекса следственных и розыскных мер, осуществляемых в целях ее проверки.

Определяющая роль версии не означает ее обособленности по отношению к планированию. Построение версий и планирование столь тесно взаимосвязаны, что самостоятельное существование каждого из них невозможно. В практике расследования план является формой проверки выдвинутой версии, версия же, в свою очередь, является необходимой предпосылкой (основной идеей) для составления плана. Их гесная взаимообусловленность лишает принципиальной основы дискуссии о субординации версии и плана расследования Версии и план расследования являются единым целым, осуществляющим познание объективной истины при расследовании.

Роль версий как одной из форм познания в расследовании преступлений определяется многозначностью ее функций. Так, прежде всего версия выступает как форма установления причинного отношения обнаруженных доказательств к событию преступления. Названная роль версии важна для обнаружения и систематизации доказательственного материала. От установления частных причинных связей версии расследования поднимаются до установления причинных связей более общего порядка и значимости. На этом этапе функция версии заключается в основном не в систематизации /доказательного материала, а в определении направления расследования. Дальнейшее развитие ее в результате выведения следствий и их проверки связано с определением конкретных путей расследования, производства следственных и розыскных действий. Подтверждение версии расследования, ее превращение из вероятного знания в истинное завершает ее познавательную функцию в расследовании.

2. Источники гипотетических представлений. Интуиция

Гипотетические представления, именуемые применительно к судебно-следсгвенной деятельности версиями, не могут возникать беспочвенно. Базой для их формирования являются обстоятельства реальной жизни, те или иные факты, относящиеся к событию преступления. Многообразие и сложность криминальных ситуаций — убийство или хищение в банковской структуре, разбойное нападение или вымогательство, изнасилование или валютные операции — создает обстановку для решения многочисленных мыслительных задач, подавляющее число которых носит не алгоритмический характер, а творческий.

Большинство ситуаций носит фрагментарный характер, выражающийся в отдельных следах, свидетельских показаниях, тех

или иных вещественных доказательствах. В то же время комплекс сведений, относящихся к событию преступления, нередко осложнен инсценированием обстановки преступления, фальсификацией следов, созданием ложной информации, не позволяющими придти к определенным выводам путем анализа имеющейся информации. Разрыв естественных, закономерных причинно-следственных связей при создании инсценировки не позволяет путем элементарных логических суждений придти к правильным выводам и предположениям и поэтому нередко направляет расследование по ложному пути, ведет к утрате доказательственной информации. Все названное свидетельствует о сложной мыслительной деятельности следователя, прокурора, судьи, связанной с расследованием преступления и с судебным разбирательством. Если в этом отношении обратиться к условному делению (классификации) мыслительных задач, решаемых в процессе расследования, можно в их огромном числе, различном по уровню сложности, определить следующие: 1) задачи по обнаружению доказательственной информации; 2) задачи по оценке доказательств и оперативной информации; 3) задачи по выдвижению версий различной направленности; 4) задачи по принятию юридически значимых решений. Все перечисленные задачи связаны между собой событием преступления и имеют своей целью его раскрытие. В этом плане мыслительные задачи можно разделить на группы: 1) задачи-алгоритмы, где ход решения типичен и заранее известен, определен нормой закона или процессуальной процедурой: 2) задачи эвристические, творческие, возникающие в связи с проблемной ситуацией и не имеющие заранее данного хода решения. Значительная часть мыслительных задач, относящихся к расследованию преступлений, являются творческими, то есть требующими поиска таких путей решения, которые выходят за пределы элементарных рассуждений. Не всегда поставленные задачи могут быть разрешены на основании только имеющихся исходных данных (обнаружен труп и отсутствует другая информация). Поэтому их решение потребует творческого воображения, которое рождает предположения, помогающие установить искомые пробелы.

В качестве источника такого воображения выступают прошлый опыт, прошлые знания и имеющиеся в распоряжении следователя данные о событии преступления. Толчком к такому воображению являются насущные потребности в решении по-

ставленной задачи. Опыт — как основание для воображения рассматривается как совокупность результатов деятельности человека — общественный и личный опыт. Это — теоретические знания, знания следователя, судьи, в том числе их представления о способах совершения преступлений, научных приемах их расследования, осведомленность о явлениях повседневной жизни и данных той области, которая связана с расследуемым событием. Представив себе характер исследуемой задачи, следователь и судья мобилизуют запасы знаний, синтез которых и приводит к образованию предположений, версий.

Таким образом, источником формирования версий является доказательственная информация, анализ и синтез которой создает необходимые предпосылки для возникновения и конструирования версий различного направления, в том числе розыскных, следственных, экспертных, судебных.

Анализ имеющихся доказательств и их рассмотрение во взаимосвязи при выдвижении версий препятствует имеющему место в отдельных случаях конформному мышлению и поведению следователя. Известно, что явление конформности, как приспособленчества в той или иной ситуации к идеям, взглядам, оценкам других лиц, устраняет собственное мнение, придает большую значимость суждениям других лиц и, наконец, при значительной внушаемости расценивается как собственное мнение, суждение, вывод. Конформное поведение особенно опасно в тех ситуациях, когда доказательства лишены определенности, требуют экспертного исследования для окончательных выводов, а оцениваются под влиянием суждений других лиц однозначно.

В практике расследования преступлений конформное поведение при оценке доказательств и выдвижении версий может иметь место в тех случаях, когда свое мнение высказывает лицо, имеющее значительный опыт в расследовании преступлений либо руководящее расследованием. Подчинение в таких обстоятельствах мнению и предположениям других лиц, высказанных нередко в безапелляционной форме, оказывает достаточно сильное психологическое воздействие и влечет за собой согласие с другими, мало обоснованными выводами. Поэтому во всех случаях выдвижения версий необходимо ориентировать следователей на глубокий анализ имеющейся информации, дающей возможность придти самостоятельно к определенным выводам и выдвигать версии независимо от мнений и суждений иных лиц, в том числе и руководящих. Конформное поведение может по-

влечь за собой ошибки в выдвижении версий, в избрании направления расследования, в отдельных случаях — утрату доказательств, ввиду неправильной ориентации следователя, особенно на первоначальном этапе расследования.

Отрицательно влияет на процесс оценки доказательств и выдвижения версий профессиональная деформация как следователя, так и других лиц, участвующих в процессе расследования и судебного разбирательства. Профессиональная деформация, как косное, лишенное творчества решение мыслительных задач, шаблонное выполнение профессиональных функций, свойственно многим лицам, выполняющим однотипные действия и принимающим однотипные решения. Известная стереотипность в осуществлении своей деятельности создает уверенность в ее правильном осуществлении. В психологическом отношении такой шаблон может создавать чувство уверенности и непогрешимости в предпринимаемых действиях.

Особенно опасна профессиональная деформация для лиц, которые в силу специфики своей деятельности должны выполнять ее творчески. Это деятельность дознавателя, следователя, прокурора и судьи. Многообразие обстоятельств, нетрадиционный их характер, множество ситуаций, требующих сложных решений, определяют труд этих лиц как творческий, имеющий характер исследования. Именно поэтому шаблон в решении задач, связанных с юридически значимыми последствиями для судеб людей, требует особого внимания и тщательности в правоприменительной деятельности. В следственной и судебной деятельности профессиональная деформация находит свое проявление в принятии шаблонных решений судьями, однотипности приговоров и назначении сроков наказания и др. У лиц, производящих расследование преступлений, профессиональная деформация проявляется в обвинительном уклоне — как собирании доказательств обвинительного характера и игнорирование оправдательных доказательств, в неправильном выдвижении версий, исходя из традиционных представлений, отсутствии творчества в проведении отдельных следственных действий, шаблонном планировании расследования преступлений различных категорий.

Следственная практика, к сожалению, знает множество случаев, когда профессиональная деформация следователя не позволила раскрыть преступление.

На чердаке одного из частных домостроений был обнаружен труп женщины, висящий под балкой в петле. Прибывшему на место происшествия следователю брат потерпевшей сразу показал предсмертное письмо, написанное, по его словам, сестрой. В письме была часто встречающаяся в такого рода случаях фраза: «...в моей смерти не надо никого винить, ухожу, так как не желаю больше жить». Следователь прочитал письмо и направился на чердак производить осмотр места происшествия. Вместе с приехавшим с ним судебно-медицинским экспертом они сняли труп и осмотрели его. По заявлению эксперта, странгуля-ционная борозда была слабо выраженной, и утверждать, является ли она посмертной либо прижизненной, можно было только после производства судебно-медицинского вскрытия. Обстоятельства самоубийства были для следователя очевидными. Тщательный осмотр места происшествия и трупа произведен не был. Судебно-медицинский эксперт после вскрытия сообщил следователю, что причиной смерти является кровоизлияние в ткани мозга в результате удара тупым орудием по теменной части головы. Странгуляционная борозда на шее потерпевшей имела посмертный характер. Указанная информация послужила основанием для выдвижения версии об убийстве. Однако повторный осмотр места происшествия, как и допросы задержанного по подозрению брата убитой, не дали никаких результатов. Уголовное дело было прекращено ввиду отсутствия доказательств.

Традиционное представление следователя о значении предсмертной записки при обнаружении повешенного как свидетельства самоубийства привело к утрате доказательств, могущих способствовать раскрытию преступления.

Профессиональная деформация приводит к узкому пониманию задач, связанных с профессиональной деятельностью, шаблонным представлениям и выводам, отсутствию творческого поиска. Более того, следователь или судья, оставаясь в плену имеющихся ранее выводов по тем или иным обстоятельствам, слепо движутся в указанном направлении, игнорируя иные данные, противоречащие устоявшемуся мнению. В этих случаях нередки такие обстоятельства, когда следователь, не анализируя заключения эксперта, выдвигает версию исходя из данных такого заключения, что искажает перспективу раскрытия преступления. Это утверждение достаточно полно иллюстрирует практика расследования преступлений. Так, в одном из скверов круп-

ного шахтерского города был обнаружен труп молодого человека с многочисленными ранениями. Личность убитого была установлена, им оказался шахтер Л., характеризующийся весьма положительно. При производстве судебно-медицинской экспертизы эксперт пришел к заключению, что смерть Л. наступила в результате многочисленных колотых ранений острым орудием типа отвертки.

Данные экспертизы были взяты следователем на вооружение и при обыске, проведенном у подозреваемого Г., друга Л., искали именно такое орудие убийства. Отвертки, как и других острых орудий, при обыске не обнаружили. Подозреваемый сообщил о конфликте между друзьями, происшедшем незадолго до убийства, однако заявил, что вечером в день убийства с потерпевшим не общался и ничего не знает о его времяпрепровождении. Дальнейшее расследование результатов не дало, и уголовное дело было приостановлено. Приехавший на работу молодой следователь обратился к этому нераскрытому преступлению, тщательно проанализировав материалы дела. Читая один из протоколов допроса, он обратил внимание на показания свидетеля о том, что потерпевший не раз ему говорил, что его товарищ Г. очень вспыльчивый, несдержанный и при ссоре всегда заявляет, что с обидчиком он расправится, застрелив его из ружья. Желая проверить некоторые обстоятельства преступления, следователь вызвал Г. для допроса. Однако, как оказалось, Г. с семьей внезапно переехал в другой город, продав перед отъездом охотничье ружье, хотя и был охотником. Такие обстоятельства заставили следователя усомниться в непричастности Г. к совершенному убийству. Более того, оперативными данными было установлено, что Г. продал ружье очень дешево, заявив, что «оно ему жжет руки и он никогда к нему больше не притронется». Анализируя заключение судебно-медицинского эксперта, следователь обратил внимание на его неполноту. Возникшие сомнения явились основанием для эксгумации трупа и назначения повторной комиссионной судебно-медицинской экспертизы. Последняя выявила совершенно новые обстоятельства, а именно то, что семнадцать раневых каналов есть следствие попадания дробинок при выстреле из охотничьего ружья и не являются следами удара отверткой.

Таким образом, возникла и начала подтверждаться новая версия — убийство из охотничьего ружья. Проведением даль-

нейших следственных действий была полностью доказана вина Г. в совершении убийства. Преступник признал себя виновным и сообщил, что в ходе возникшей ссоры его друг оскорбил его, что и послужило основанием для расправы.

В приведенном случае мы наблюдаем профессиональную деформацию, повлекшую за собой выдвижение ложных версий, у двух субъектов — судебно-медицинского эксперта и следователя. Первый в результате небрежного, поверхностного медицинского исследования дал неправильное заключение о причине смерти и об орудии, используемом преступником. Следователь же, используя неправильную информацию эксперта, игнорировал иные доказательства преступления, сосредоточив свое внимание только на подсказанной версии. Отсутствие анализа имеющихся доказательств как следствие профессиональной деформации явилось основанием для выдвижения необоснованной версии, не нашедшей впоследствии подтверждения.

Одним из источников выдвижения версий являются оперативные данные, получаемые в результате проведения оперативно-розыскной деятельности, осуществляемой при расследовании каждого преступления. В соответствии с Законом об оперативно-розыскной деятельности следственные органы могут использовать получаемую оперативную информацию для нужд расследования. Такая информация, не имея доказательственного значения, ориентирует следователя на путь возможного обнаружения доказательств преступления и преступника.

В этом отношении полученные данные могут быть использованы для конструирования следственных версий. Последние связаны и в определенной мере вытекают из розыскных версий, которые подсказывают их направление. Так, предположение сотрудника розыска относительно возможного пребывания преступника в определенном месте, вытекающее из данных оперативной деятельности (поквартирного обхода, наблюдения, опросов граждан и т.п.), позволяет организовать задержание преступника следственными органами и провести целый ряд неотложных следственных действий, таких, как освидетельствование, личный обыск, допрос и др. Иными словами, оперативная информация подсказывает версию, позволяющую следователю сформировать собственную либо принять розыскную и в соответствии с ней проводить расследование.

Следует отметить, что в практике оперативно-розыскной деятельности, как и следственной, широко используются оперативные данные как по нераскрытым преступлениям, так и по раскрытым. В первом случае обобщается имеющаяся информация, которая может помочь создать достаточно полную картину обо всех нераскрытых преступлениях того или иного вида. Такое обобщение во всех случаях способствует расследованию преступлений. Данные, имеющиеся по раскрытым преступлениям, при их анализе также способствуют выдвижению как розыскных, так и следственных версий. Повторение способов совершения преступлений, однотипность их механизма также дают основания для выдвижения версий о личности преступника. Так, в Киевской и других областях Украины имели место многочисленные случаи вскрытия сейфов в отделениях Сбербанка, а также в учреждениях. Способ совершения преступления был весьма оригинальным. С помощью предмета, судя по его действию, имитирующего консервный нож, преступник вырезал в боковой стенке сейфа отверстие, достаточное для извлечения содержимого. Тщательно собранные опилки и их последующее исследование позволило выявить следы особого сорта твердой стали, которая использовалась только на одном производстве г. Киева. Оперативными данными было установлено, что один из слесарей, работавших на заводе, систематически оставаясь после работы, изготавливал некоторые предметы (ножи, отвертки) «для себя». Внезапно проведенный обыск у подозреваемого позволил обнаружить крупные суммы денег, происхождение которых подозреваемый не смог объяснить. В ходе обыска был обнаружен в разобранном виде предмет, имитирующий консервный нож, которым преступник вскрывал сейфы. Проведением металлографической экспертизы был установлен однородный состав металла изъятого приспособления и опилок, найденных на месте происшествия. Преступление было раскрыто. Анализ механизма совершения преступления позволил выдвинуть версию о производстве, где был металл, достаточно редкий по своим свойствам и марке, и выявить лицо, совершившее несколько преступлений.

Как уже отмечалось, одним из источников формирования версий является использование специальных знаний. Во многих случаях при расследовании преступлений специальные знания приоткрывают завесу тайного, загадочного, позволяют по-

новому сформулировать следственную версию, опровергнуть прежние выводы, а в отдельных случаях стать той информацией, которая позволяет раскрыть тщательно завуалированное преступление.

Развитие науки, ее интегральные и дифференциальные процессы обнаружили значительное число новелл, которые могут быть адаптированы как для расследования в целом, так и для таких его направлений, как экспертная деятельность. Огромные возможности научных достижений во всех областях знаний позволили широко использовать данные физики для исследования документов (ультрафиолетовые, инфракрасные лучи), химии — для исследования составов тех или иных веществ (газовый хроматограф), биологии — для исследования микрочастиц тканей и растительных веществ и, наконец, медицины, открытие в которой ДН1С позволило решать проблемы, связанные с идентификацией личности по крови и другим атрибутам тела человека.

Очень важным является распространение этой информации для следователей и судей в целях не только обновления имеющихся знаний, но и внедрения иных достижений наук, использование которых столь плодотворно для деятельности правоохранительных органов.

Рассмотрим роль специальных знаний и использование их данных для расследования преступлений и выдвижения следственных версий на примерах дел из следственной практики.

Летом, в июне, на краю лесопосадки, идущей вдоль шоссе, была обнаружена ученица шестого класса В. в бессознательном состоянии со следами изнасилования. Прибывший на место происшествия следователь, не сумев опросить потерпевшую, уже пришедшую в себя, произвел осмотр места происшествия. Проведенным осмотром ничего не было обнаружено. Спустя несколько часов потерпевшая сообщила некоторые данные, в частности, то, что насильник был шофером грузовой машины, и описала его внешность («высокий черный дядя»). Розыскными мерами было установлено, что в предполагаемое время совершения преступления по обозначенной трассе проходило не менее двадцати грузовых машин.

В соответствии с названными приметами внешности были задержаны три шофера, которых подвергли освидетельствованию, однако никаких следов не было обнаружено. Следователь

во время осмотра места происшествия обратил внимание на то, что непосредственным местом события была поляна, обильно покрытая низкостелющимися желтыми цветами. Приглашенный в качестве специалиста биолог заметил, что пыльца от цветов может остаться на ботинках и обшлагах брюк преступника, указав при этом, что она достаточно липкая и долго сохраняется. Повторно произведенным освидетельствованием с участием специалиста-биолога на обуви и брюках одного из подозреваемых такая пыльца была обнаружена и изъята. Произведенное исследование этой пыльцы и пыльцы (цветов), изъятых следователем при повторном осмотре места происшествия, установило, что она однородна по цвету, периоду развития, принадлежности цветку — «едкому лютику». Поначалу шофер отрицал при допросе свое нахождение вне дома, потом утверждал, что он проезжал по этому маршруту, но не выходил из кабины и вообще не останавливался ни в какие дни. Предъявление ему заключения ботанической экспертизы повлекло за собой признание в совершенном преступлении.

Анализ данных места происшествия, мысленное моделирование события позволяют обнаружить такие вещественные доказательства, которые предположительно должны или могут быть на этом месте. Привлечение для исследования обнаруженного специальных знаний во многих случаях может подсказать версию как о событии, так и о личности преступника.

В этом плане весьма показательно расследование так называемого «Севастопольского дела». Поздней осенью, ранним утром на окраине Севастополя, на асфальтированной дорожке, ведущей к многоэтажному дому, был обнаружен труп восемнадцатилетней девушки, поза и состояние одежды которого вызывали предположение об изнасиловании с последующим убийством.

При осмотре места происшествия следователь не обнаружил следов, которые могли быть использованы для предположений о личности преступника. Личность потерпевшей была установлена, она проживала во многоэтажном доме, расположенном неподалеку. Осматривая труп, следователь отметил, что потерпевшая оказывала сопротивление, гак как ее руки и лицо были поцарапаны, а состояние одежды свидетельствовало о волочении потерпевшей от асфальтированной дорожки к придорожным кустам, где, по предположению следователя, могло быть нападение; были также обнаружены многочисленные следы мужской и женской обуви, однако затоптанные и не пригодные для

2* 35

идентификации. На ветках кустарника следователь обнаружил несколько черных нитей, оставшихся от соприкосновения с одеждой. Приглашенные специалисты — биолог и товаровед пришли к выводу о том, что нити представляют собой фрагменты сукна, используемого для пошива форменной морской одежды — бушлата. Однако эта информация не была достаточной для формирования версии о личности, поскольку такая одежда была на значительном числе лиц. Дополнительное указание на артикул ткани, используемой для пошива одежды для лиц различного воинского звания, подсказало и то обстоятельство, что бушлат мог принадлежать лицу мичманского состава. Принятыми оперативными мерами был установлен круг лиц, которые могли быть причастными к совершению преступления. Задержание троих из них и освидетельствование позволило обнаружить следы крови на белье А., царапины на шее и руках, по поводу которых он не мог дать объяснения. Последующее проведение экспертизы установило однородность спермы подозреваемого и обнаруженной у потерпевшей. Преступление было раскрыто. Так, анализ обнаруженных доказательств и оперативных данных позволил сформировать предположение, перешедшее впоследствии в следственную версию о личности преступника.

Источником формирования версий являются также сведения, получаемые из информационных писем о работе лучших следователей, распространяющие передовой опыт в расследовании преступлений. Такие письма имеют обучающий характер, ориентируя следователей на наиболее эффективные методы расследования отдельных видов преступлений. Их изучение способствует накоплению профессионального опыта, повышению профессионального уровня. Наряду с этим большое значение для повышения квалификации имеет и информация, получаемая в процессе расследования преступлений другими следователями, обмен опытом с которыми помогает расширить профессиональный кругозор, овладеть новыми методиками расследования преступлений.

Следует отметить, что в Информационных бюллетенях, распространяемых Генеральной прокуратурой Украины, как и в выпусках журнала «Следственная практика», нередко описываются способы совершения преступлений столь оригинальные, что методы их расследования не вписываются в традиционные методики. Поэтому такая информация служит своего рода про-

фессиональной матрицей, позволяющей наиболее эффективно осуществлять расследование в сходных ситуациях.

К названным источникам несомненно примыкает собственный опыт, играющий очень важную роль в моделировании события преступления по оставленным следам, выявлении инсценировок и других обстоятельств, способствующих осуществлению сложной мыслительной деятельности в различных ситуациях при выдвижении версий.

Значительная роль в формировании источников гипотетических представлений различного вида и сложности играют теоретические данные, сосредоточенные в издаваемых учебниках криминалистики, учебных пособиях, различного рода справочниках по проблемам судебной экспертизы, ее новых направлений.

Следует отметить, что обращение к теоретическим и научно-методическим изданиям со стороны следственно-прокурорских работников сравнительно редко. Такое положение обусловлено, как правило, двумя факторами: с одной стороны, недостаточной распространенностью таких изданий, с другой — недостаточным интересом к их содержанию. Как показывают данные анкетирования следственных работников, в библиотеках их ведомств почти отсутствует новая литература по криминалистике, а те или иные новые сведения из области тактики и методики расследования преступлений они получают преимущественно в институтах повышения квалификации на лекциях и семинарских занятиях.

Подобное положение не может считаться приемлемым. В целях исправления приведенной ситуации высказываются предложения о пополнениях библиотечного фонда органов прокуратуры и МВД, систематическом проведении теоретических семинаров по обучению новым методам расследования и обмену опытом.

Огромное значение в качестве источников формирования версий и организации первоначальных следственных действий могут иметь обобщения способов совершения преступлений, их признаков, типичных следов, сопровождающих то или иное преступление. Это особенно важно для расследования новых преступлений, имеющих место в сфере экономики, таких, как хищения путем осуществления банковских операций, хищения валюты, иные виды экономических преступлений, связанных с хищениями в пищевой промышленности и таких ее отраслях,

как спиртовая, ликеро-водочная, кондитерская и др. Названные обобщения должны быть систематизированы в своеобразные банки признаков и способов совершения преступлений, которые могут выполнять несколько функций. Главными функциями являются ориентирующая и обучающая. Если ориентирующая роль заключается в возможности обращения к банкам данных для своеобразной диагностики совершенного преступления путем сравнения его признаков с имеющейся матрицей, то обучающая роль преследует иные цели. Главной целью обучающих сторон банка данных является такая систематизация данных, которые позволяют усвоить комплексы данных, способ совершения преступления, присущих тому или иному виду, а также разновидности преступления. При этом логика усвоения таких данных предполагает изучение признаков, информативная ценность которых очень высока по своей значимости и ориентирующему характеру. Следователи, независимо от опыта деятельности, могут обращаться к таким банкам для достаточно быстрого выдвижения версий и организации расследования. Систематизация данных о преступлении позволяет выделить те из них, которые представляют интерес, и использовать в своей деятельности. При этом практически важным является то, что данные банков можно тиражировать и использовать для обучения в различных регионах как для общего, так и для индивидуального обучения.

Интуиция

Мыслительная деятельность следователя, судьи, связанная с оценкой имеющейся информации, не всегда подчинена законам логики, где умозаключения предполагают строгую последовательность. Во многих случаях при малом объеме информации либо ее отсутствии рождающиеся предположения могут иметь в своей основе интуитивное мышление.

Процесс познания истины при расследовании преступлений определяется логикой мышления. Правильное осмысливание наблюдаемых фактов, установление их причинных отношений, построение обоснованных версий, оценка полученных данных являются необходимыми этапами процесса установления истины. Их логическая непогрешимость способствует наиболее быстрому достижению истины при расследовании. Очевидность значения применения законов логики иллюстрируется теми отрицательными последствиям» при расследовании, которые имеют

место в результате допущения логических ошибок в отдельных этапах расследования. Еще имеют место факты, когда преступ-аения остаются нераскрытыми не потому, что отсутствуют доказательства их совершения, а потому, что эти доказательства неправильно осмыслены, неверно оценены, положены в основу ложных версий расследования.

Объективная истина в процессе расследования и судебного разбирательства может быть достигнута только в результате рационального познания. Это подчеркивается в работах ряда авторов. Так, М.С. Строгович отмечал: «К истине ведет рациональная, логическая деятельность следователя и судей, всестороннее и объективное исследование обстоятельств дела, анализ и синтез доказательств в соответствии с логическими законами мышления, построение и проверка всех возможных по обстоятельствам дела версий, твердое обоснование каждого утверждения и вывода, строгое соблюдение всех требований процессуального закона»1. Однако, наряду с правильной трактовкой роли и значения логического мышления в процессе познания истины, в отдельных работах нашли свое отражение взгляды, согласно которым интуиция также может рассматриваться в качестве элемента, способствующего достижению истины2. Наделяя интуицию не свойственным ей содержанием, чрезмерно подчеркивая ее значение, авторы, рассматривающие интуицию как один из путей познания, вольно или невольно противопоставляют ее логическому мышлению и подчас отводят ей место, равноценное по значимости логической деятельности мышления.

Диалектический материализм, критикуя идеалистическое понимание интуиции, рассматривает интуицию как познание без развернутого логического рассуждения в данный момент, но познание, логически доказанное и проверенное практикой. Следовательно, диалектический материализм признает интуицию только в том ее виде, который предполагает отсутствие широкого, развернутого рассуждения. Всякое иное понимание интуиции, а именно понимание ее как таинственной способности, несовместимой с логическим мышлением, рассматривается как

Строгович М.С. О рациональном и эмоциональном в судебном исследовании // Сов. гос-во и право, 1959. № 5. С. 91.

См.: Ратинов А. О следственной интуиции // Соц. шконность, 1958. № 4; Казимирчук В. Внутреннее судейское убеждение и интуиция // Сов. юстиция, 1958. № 5.

идеалистическое. Понимание интуиции как подсознательного, непроизвольного, нелогического принятия решения или совершения какого-либо действия является идеалистическим пониманием, перенесение которого в процесс оценки доказательств, формирования внутреннего судейского убеждения, внутреннего убеждения следователя является проявлением идеалистического интуитивизма.

Между тем рекомендации об использовании интуиции в следственной и судебной работе имеют место в криминалистической литературе. Использование интуиции при допросе и обыске рекомендуют А.Р. Ратинов', И.К. Шахриманьян2 и др. Так, последний, опираясь на результаты выборочного анкетирования следователей, отмечал, что в работе следователя интуиция занимает определенное место и, более того, что использование интуиции свидетельствует о творческом характере этой деятельности.

Опасность использования подобных рекомендаций в следственной работе объясняется прежде всего тем, что автор, ссылаясь на роль вдохновения и интуиции в осуществлении художественного замысла, не различает роли человеческой деятельности и специфику использования названных категорий в соответствии с частными задачами конкретной области знания, осуществлением определенных функций. Такое перенесение понятий вдохновения и интуиции в область творчества следователя неправомерно уже потому, что сам род следственной деятельности предполагает строгую логическую систематизацию доказательственного материала, его поиск, исследование обнаруженного, точное выяснение его причинных функций.

Не должно быть места интуиции при оценке доказательств по внутреннему убеждению следователя, судьи. Ни следователь, ни судья при оценке доказательств не должны полагаться на свои впечатления, тем более если они безотчетны. Логические выводы, к которым приходит судья или следователь в результате оценки, должны основываться на исследовании конкретных доказательств, имеющихся по делу. Пренебрежение этим правилом как при выдвижении версий, так и при оценке всего ком-

1 Ратинов А. Указ. соч. С. 28.

2 Шахриманьян И. К. Общая психологическая характеристика деятельности со

ветского следователя // Правоведение, 1965. № 2. С. 148—149.

плекса доказательств может повлечь за собой неосновательное обвинение и осуждение лица, невиновного в совершении преступления.

Термин «интуиция» употребляется в работах по криминалистической тактике. Так, некоторые авторы дают материалистическое объяснение интуиции, указывая на то, что необъяснимость возникновения той или иной догадки является кажущейся, так как догадка немыслима без рациональной логической деятельности и является продуктом логической работы ума, черпающей свое содержание в анализе конкретных фактов'.

Интуиция, понимаемая материалистически, является ничем иным как только непрослеженным субъектом процессом рационального логического мышления. Такое объяснение понятия интуиции принадлежит П.В. Копнину, который, в частности, отмечает, что можно говорить об интуиции разума, подразумевая под ней своеобразную форму рационального человеческого познания, когда разум достигает новых результатов, не осознавая до определенного времени логического хода мысли к ним2. Объяснение внезапности решения поставленной задачи он иллюстрирует рассуждениями академика И.П. Павлова по поводу производимых им экспериментов. И.П. Павлов приводит случай, когда он как бы интуитивно нашел верное объяснение эксперименту: «...Ведь мне самому сперва не было ясно, откуда шла правильность моего предположения. Выходило, — другой бы сказал, — интуиция, сам догадался, а не понимал отчего». Анализируя этот случай, И.П. Павлов так прояснил сущность интуиции: «Я результат помнил и ответил правильно, а весь свой ранний путь мыслей позабыл. Вот почему и показалось, что это интуиция. Я нахожу, что все интуиции так и нужно понимать, что человек окончательное помнит, и весь путь, которым он подходил, подготовил, он его не подсчитал к данному моменту»3.

Таким образом, как отмечает П.В. Копнин, вся интуитивность разума состоит в том, что он в данный момент не осознает логического хода своего мышления, фиксируя внимание на результате. Но этот логический ход реально существует, он вос-

Василъев А.Н., Мудьюгин Г.Н., Якубович Н.А. Планирование расследования преступлений. М., 1957. С. 46.

Копнин П.В. Рассудок и разум и их функции в познании // Вопр. философии, 1963. № 4. С. 72. Павловские среды. М., 1949. Т. II. С. 227.

производится в полном виде и совершенствуется последующей деятельностью мышления1.

Следует отметить, что наиболее детальному критическому рассмотрению вопросы интуиции в расследовании были подвергнуты проф. М.С. Строговичем.

Исследуя проблему интуиции в судопроизводстве и отвергая идеалистические трактовки этого понятия, М.С. Строгович сводит интуицию к эмоциональному моменту в познании, полагая, что интуитивные выводы проистекают из эмоциональной стороны познания, не поднимаясь до логического познания2. Это утверждение, на наш взгляд, нуждается в уточнении. Интуиция не сводится только к эмоциональному. Интуитивное «знание» противопоставляется логическому как не выводное, а подсказанное сверхчутьем, наитием, необъяснимыми импульсами. Это означает его оторванность и от эмоциональной, и от логической ступеней познания. Если бы такое знание выводилось из эмоционального познания, оно могло бы быть неточным, неверным и т.п., но оно противопоставляется обычному ходу познания как «сверхлогика», нечто более глубокое и потому «непостижимое». В этом как раз и мистический момент идеалистической трактовки интуиции, и ее вред3.

Мысль о недопустимости использования интуитивных предположений в судопроизводстве неоднократно подчеркивалась М.С. Строговичем в его произведениях. Так, в частности, рассматривая проблемы этики в судопроизводстве, М.С. Строгович отмечал: «Можно было бы привести множество примеров ошибочных выводов следствия, неправильных приговоров суда, обусловленных именно тем, что следователи и судьи полагались на свои впечатления, догадки, предположения вместо того, чтобы идти трудным, но плодотворным путем объективного и непредвзятого исследования, — именно того исследования, которого требует закон и нравственность»4.

Несомненно, вызывают возражения интуитивные постижения при формировании версий, когда под видом интуиции, под-

Копнин П.В. Рассудок и разум и их функции в познании. С 73. Строгович М.С. О рациональном и эмоциональном в судебном исследовании.

Коновалова В., Колесниченко А. Значения штуиШ в розелщуванш Й судовом> розпвди кримшальних спран // Рад право, 1959. № 6. См.' Проблемы судебной этики. М., С. 109.

анной следственным опытом, выдвигаются необоснованные ерсии, лишенные анализа доказательственного материала либо научных положений, имеющих основания для предположений по аналогии. Они не только затрудняют расследование, но в ряде случаев неправильно ориентируют, что приводит к утрате доказательств, созданию тупиковой ситуации. Поэтому справедливо указание A.M. Ларина о том, что «безотчетность интуитивных догадок исключает возможность признания их версиями»1.

Представляет определенный интерес стремление подвергнуть анализу интуитивные представления, интерпретированные применительно к следственной деятельности. Так, Г.А. Зорин, рассматривая кульминацию интуитивного процесса — инсайта, как своего рода озарения, отмечает в нем несколько моментов. Приведем их для критического рассмотрения.

Инсайт, по мнению автора, включает несколько моментов:

«— следователь осознает, что он нашел решение, обеспечивающее выход из следственного тупика;

это решение приходит неожиданно;

интуитивно найденное решение, как правило, гармонич

но, оригинально, изящно (это обстоятельство подтверждают сле

дователи и представители других творческих профессий);

в интуитивно найденном решении можно обнаружить и

средства его реализации (то есть перспективу), а при желании и

определенных навыках интуитивное решение можно подверг

нуть логическому анализу и развернуть его в ретроспективу, то

есть предпринять попытку рассмотреть процесс поиска реше

ния в направлении от результата к его истокам;

интуитивное решение можно рационализировать логиче

скими средствами»2.

Как видно из перечисленных характеристик, приведенное решение — инсайт — в сущности, лишено того, чем отличается интуитивный путь к решению от логического.

Автор нашел такое количество психологических, эмоциональных и интеллектуальных характеристик в интуитивном познании, что оно — венец мышления. Действительно, зачем логические муки, когда следователь осознает, что он нашел решение, обеспечивающее выход из следственного тупика, а также, что найденное решение сопровождается чувством уверенности, что оно верно, да еще и гармонично и изящно...

' Ларин A.M. Указ. соч. С. 101.

Зорин Г.А. Криминалистическая эвристика. Гродно. 1994 TIC 194—195.

Ах, если бы так было! При всей романтичности изображения интуитивного решения, последнее, к сожалению, необъяснимо, ибо представляет скрытую синтезирующую работу интеллекта, которая только впоследствии может и не найти логического объяснения. В последнем случае она утрачивает интерес. Известны в науке многие интуитивные решения, источниками которых явилась многотрудная деятельность исследователя, которая в определенный момент дала синтезирующий эффект мышления. Этот механизм единен во всех областях: физике, математике, химии, биологии, экономике и др. Он находит свое преломление и в сложных задачах, решаемых в судопроизводстве, где решения, как правило, связаны с человеческими судьбами и допускаемые ошибки непростительны.

Прав, на наш взгляд, в отношении использования интуиции Р.С. Белкин, отмечающий, что «в условиях информационной недостаточности, характерной во многих случаях для стадии подготовки тактического решения, — интуиция важное средство выбора цели, особенно в тех случаях, когда решение носит эвристический характер»1.

В число проблем интуитивного познания как внезапного решения мыслительных задач, без логического объяснения в данный момент, но с последующим логическим объяснением, входит проблема профессиональной интуиции. Последняя окрашена профессиональной подготовкой лица, которая способствует мгновенно происходящему анализу тех или иных признаков, позволяющих придти к предположению, исключающему обычный логический ход рассуждений. В практике судебно-следствен-ной деятельности интуитивные предположения и решения объясняются известной стабильностью решаемых мыслительных задач. Несмотря на их многообразие и нестандартность ситуаций, объясняемых изощренностью способов совершения и сокрытия преступлений, существуют своего рода алгоритмы, основывающиеся на повторении признаков преступления и определенных способах их решения. Такие интуитивные предположения имеют место при расследовании отдельных видов преступлений, таких, в частности, как убийства, в том числе и заказные, все разновидности хищения и др. Опыт как накопление признаков, указывающих на характер и механизм события, позволяет мгновенно вычленить те характеристики, которые наиболее присущи совер-

1 Белкин PC Курс криминалистики. М., 1997 Т. 3. С. 175.

тению того или иного преступления. Именно данное обстоятельство и объясняет быстрое решение мыслительной задачи, которая для других лиц и ситуаций представляется неразрешимой. В этом отношении представляет интерес такой элемент криминалистической характеристики преступлений, как «типичная следовая картина», то есть совокупность следов, присущих тому или иному виду и разновидности преступления. Следовая картина по своему существу является фрагментом совершаемого преступления, отраженного в следах. Поэтому картина события восстанавливается как мозаичная часть общего, по которому можно идентифицировать событие как целое по его части. В этом плане интуитивный поиск имеет право на существование.

В настоящее время наблюдается возврат к прежним тенденциям использования интуиции для решения задач, возникающих в судопроизводстве в широком смысле слова, то есть в расследовании и судебном разбирательстве. В дискуссиях и утверждениях высказываются предложения о применении так называемых нетрадиционных знаний и методов, которые могут быть использованы в целях наиболее эффективного расследования преступлений, диагностики причастности к совершению преступления, осуществлению розыска.

В высокой «научной» интерпретации поднимаются обветшалые догмы об использовании лайдетекторов для диагностики преступника, кинесики, гипноза и нетрадиционных психоэнергетических знаний в виде телепатии и ясновидения, как явлений, связанных с мировым разумом, вселенной энергетическими и информационными каналами'. При этом утверждается, что все названные методы обладают высокими познавательными свойствами, позволяющими наиболее эффективно раскрывать преступления. Вместе с тем методики их применения не называются по той простой причине, что их не существует, либо потому, что их изобретение сразу сделает явным абсурдность приводимых концепций. Для иллюстрации так называемой нетрадиционности приведенных знаний и методов обратимся к некоторым из них.

Прежде всего — это лайдетектор (разоблачитель лжи), который применялся в американском судопроизводстве (полиции) в 30—60-е гг. и был высмеян как несостоятельный еще в пору

Клименко Н., Кливцов О. Можливосп використання в розслщуванш зло-ЧИН1В деяких нетрадишйних кримшалютичних та спещальних знань i ме-тод1в // Право Украши, 1998. № 1.

ассоциативных экспериментов, предлагаемых Эрихом Штерном в 1908 г.

Современные его модификации (вариограф) ничем новым, кроме большего числа датчиков, регистрирующих психофизиологические реакции на отдельные слова-раздражители, не отличались и так же не были взяты на вооружение. Американские суды не принимали в качестве доказательств показатели лайде -текторов. Юридическая интерпретация физиологических реакций показала свои бессмысленность и неадекватность.

Наиболее приближены к проблемам интуитивного познания, как ничем необъяснимого озарения, предложения о применении в качестве нетрадиционных методов использования в расследовании телепатии и ясновидения. Телепатия, как утверждают авторы таких предложений', это передача и прием мыслей и иных элементов психической и интеллектуальной деятельности человека на расстоянии с помощью пси-энергии, без помощи органов чувств. Это явление рассматривается как особая форма информации или общения живых существ, выраженная в непосредственном воздействии нервно-психических процессов одного существа на нервно-психические процессы другого. Прием и передача информации происходят на нескольких уровнях.

Следует отметить, что подобный ход эфемерных рассуждений о невидимом и необъяснимом невозможно представить в следственно-судебной деятельности ни в мыслительном, ни в практическом варианте. Более того, эксперименты по телепатии, проводимые лабораториями Академии наук СССР еше тридцать лет назад, подтвердили необоснованность выдвигаемой теории, ее полную беспомощность, следствием чего было закрытие тематик и соответствующих лабораторий.

К категориям, близким по своей сущности к идеалистически практикуемым интуитивным постижением тех или иных явлений или фактов, относится понятие ясновидения. Последнее объясняется как процесс сверхчувственного восприятия объективного мира, способность сенситива воспринимать в процессе биоинформационного обмена изображения объектов, на которые он настроился. Иными словами, ясновидение — это возможность восприятия фактов, которая возникает вне анализа определенной информации. Речь идет о надчувствовании, озарении, об особом видении объектов, событий, фактов лицом,

См.: Там же С. 99.

обладающим запредельной чувствительностью. В своем более доступном понимании — это суть люди, считающие себя экстрасенсами, постигающими истину неведомыми путями.

Обилие экстрасенсов в настоящее время, их гадательные методики, обращение к астральным силам не может не вызвать скептического отношения на уровне черной и белой магии к умело либо неумело прикрытому шарлатанству. Научный поиск в этом отношении и «сенсационные находки» показали, что обращение к ясновидению является ничем иным, как «дьявольщиной», далекой от научных исследований. Интересно также и то, что обращение к ясновидцам следователей для оказания помощи в розыске убитых и установлении убийц полностью опровергли их возможности и тем более научный поиск.

Провозглашение и внедрение таких методов, лишенных научной основы, и, более того, создание методических рекомендаций по их использованию, ориентируют практику судебно-след-ственной деятельности на внедрение антинаучных методов получения доказательственной информации, отказ от научных постулатов формирования внутреннего убеждения, их замену интуитивными, непостижимыми предположениями, которые легко могут быть использованы в неблаговидных, корыстных целях.

Проникновение в практику судопроизводства результатов такого рода якобы научных исследований влечет за собой нарушение не только законности, но и этических норм, являющихся одним из главных оснований гуманного отношения к личности, попавшей в орбиту судебного процесса.

Внедрение названных методов грубо противоречит «Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство видов обращения и наказания», принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1984 году и вступившей в силу для Украины с 26 июня 1997 года.

Законодательная регламентация в судопроизводстве правил, не допускающих психического насилия и унижения личности, явится важной гарантией соблюдения демократических свобод в государстве.

3. Ситуационная обусловленность версий

Возникновение версий всегда обусловлено видом преступления, способами его осуществления и, главным образом, той информацией, которая обнаруживается на первоначальном этапе расследования. Несмотря на всю логическую сложность по-

строения, множество путей формирования, версия обладает жесткой зависимостью от всего комплекса обстоятельств, способствующих ее рождению. Характер выдвигаемых версий, — а это прежде всего версии о событии преступления и о личности преступника — более всего тяготеет к виду либо разновидности преступления. Версии о хищении государственного имущества и версии об убийстве, так же, как и версии о разбойном нападении и изнасиловании, носят различный характер, ибо обусловлены и видом преступной деятельности, и обнаруженной информацией. Вид преступления в известной мере довлеет над версией, подчиняя ее традиционным представлениям следователя, прокурора, судьи. Поэтому в решении этой мыслительной задачи выйти из этого своего рода «заколдованного круга» почти невозможно, если только обнаружение того или иного обстоятельства не разрушит общую картину события. Такими обстоятельствами может быть инсценирование события, ложный донос либо обстоятельства, не имеющие криминального характера, как ошибка в объекте посягательств или совершение действий, не имеющих характера преступления. Вместе с тем при формировании версий следует исходить не только из очевидного, но и из противоположных представлений, что не позволит оставаться в плену обычных представлений и расширит диапазон мышления до всех возможных вариантов версий, определяемых комплексом имеющихся обстоятельств. В этом отношении нельзя не отметить положительной роли так называемых ложных версий, которые в процессе проверки опровергаются и тем самым ограничивают круг версий, которые с наибольшей степенью вероятности объясняют происшедшее событие преступления либо обстоятельства, носящие частный характер. Ложные версии имеют в своей основе не надуманные представления о событии, способах его совершения, личности преступника, а фрагменты действительного события, нашедшего свое отражение в следах, вещественных доказательствах, показаниях свидетелей. Будучи неправильно оценены либо интерпретированы, они создают ложное представление о характере события; нередко же источником таких ложных представлений могут быть ошибочные заключения экспертиз либо характер доказательств, ограниченный комплекс которых неправильно ориентирует следователя. Наконец, одной из наиболее частых причин ложных версий является поспешность обобщений — традиционная логическая ошибка. Следует отметить, что ложная версия ввиду

. 48

малого объема доказательств, положенных в ее основу, достаточно быстро проверяется, что нивелирует ее большое значение в расследовании, однако в известной мере затягивает расследование, не способствует экономии процессуальных средств. Рождение таких версий на первоначальном этапе расследования естественно и не должно вызывать эмоций разочарования. Когда мы говорим о ситуационной и одном из ее компонентов, видовой обусловленности версий, имеем в виду и такое выдвижение версий, которое происходит до анализа имеющейся информации, обнаруженной при расследовании. Как правило, это версии, возникающие только на основании сообщения и имеющие характер типовых. Так, при сообщении об обнаружении трупа следователь еще до выезда на место происшествия имеет в виду такие типовые версии убийства, как самоубийство; несчастный случай; естественная смерть. Эти версии имеют ориентирующий характер и сосредоточивают внимание следователя в последующем на обстоятельствах, подтверждающих или опровергающих названные версии. При сообщении о краже из магазина следователь в своем арсенале имеет две типовые версии: кража действительно имела место; кража инсценирована. При обнаружении пожара и сообщении о нем следователь до выезда на место происшествия имеет следующие типовые версии: имел место поджог; пожар произошел из-за халатного отношения лиц к отопительным средствам; причиной пожара являлись неисправности в отопительной либо осветительной сети; пожар — следствие самовозгорания тех или иных материалов; пожар — следствие стихийного бедствия (удар молнии, наводнение, землетрясение).

Главные функции таких типовых версий состоят в сосредоточении внимания следователя на признаках, характерных для того или иного события, носящего как характер преступления, так и события, не имеющего признаков преступного посягательства. Такая ориентация важна для целенаправленного поиска следов и вещественных доказательств, мысленного восстановления картины преступления, а также производства неотложных следственных действий и оперативно-розыскных мер, комплекс которых во всех случаях определяется теоретическими положениями методики расследования отдельных видов преступлений. В значительном числе случаев в процессе расследования преступлений версии обоснованы наличием доказательственной информации. Совокупность доказательственной информации на

определенный период расследования и составляет следственную ситуацию. Процессуальный и непроцессуальный характер имеющейся информации о преступлении определяет ситуацию как криминальную (доследственную) и следственную, возникающую тогда, когда возбуждено уголовное дело и имеет место ряд доказательств, составляющих положение расследования на определенный момент. В этом плане имеющая место ситуация и именуется следственной.

В криминалистической литературе вопросу понятия и классификации ситуаций по различным основаниям уделяется большое внимание, так как наличие и разнообразие последних является основанием и для построения версий, и для организации расследования. Определения следственной ситуации предложены многими авторами, интерпретирующими совокупность имеющихся данных (доказательственной информации) различными терминами либо описанием, которое почти у всех однозначно1. Различие обычно проходит по линии объективности следственной ситуации и такого элемента, как субъективная оценка следователем комплекса доказательств, составляющих следственную ситуацию.

Представляется наиболее правильным при определении следственной ситуации игнорирование оценочного субъективного момента, принадлежащего следователю, так как оценка суть субъективное понимание обстановки и ценности имеющейся информации, что не влияет на объективное существование оцениваемого и различное толкование сущности и характеристик имеющегося комплекса доказательств. Последние существуют независимо от тех или иных оценок как нечто объективное, которое может по-разному восприниматься субъектом, осуществляющим правоохранительную деятельность. Субъектность оценок доказательств и их комплекса может быть весьма разнообразной и зависеть от множества причин, в частности, как от характера самих доказательств, так и правильности их восприятия и анализа, причинного отношения к событию преступления, наличия специальных познаний, наконец, профессионального опыта.

См. Белкин Р.С. Курс криминалистики. М., 1977. Т. 3. С. 129; Колесничен-коА.Н. Научные и правовые основы расследования отдельных видов преступлений: Авторсф. дис. д-ра юрид. наук, X., 1967. С. 16; Драпкин Л.Я-Общая характеристика следственных ситуаций // Следственные ситуации. М, 1985. С. 13; Зорин ГА. Указ. соч. Т. 1. С 51-53.

Следственная и судебная практика знает значительное число ошибок, являющихся следствием неправильного формирования версий как результата ложных оценок отдельных доказательств и следственной ситуации в целом. Это еще раз доказывает то положение, что следственная ситуация — категория, существующая независимо от оценок и субъективно интерпретируемая. Более того, термин «следственная ситуация» может быть заменен на термин «ситуация расследования», как менее тяготеющий к субъекту «следователь».

В процессе своего формирования версия может исходить из следующих традиционных ситуаций: 1) ситуация достаточно определенная, событие, его характер очевидны, имеют место данные о личности преступника; 2) ситуация неопределенная — характер доказательств противоречив, недостаточно ясен, может информироваться по-разному; 3) ситуация, прямо указывающая на инсценировку события — существуют негативные обстоятельства, анализ которых с достоверностью указывает на имеющее место инсценирование события преступления; 4) тупиковая ситуация, анализ данных которой не позволяет прийти к какой-либо версии ввиду отсутствия доказательств, потерпевшего и каких-либо следов. Последняя ситуация предполагает эвристический путь решения следственных задач. Если обратиться к рассмотрению каждой из названных ситуаций, станет понятным то, каким образом ими обусловлены версии и пути их формирования. Так, первая ситуация, где характер события достаточно определен, имеет место в случаях преступлений, совершаемых в условиях очевидности, либо явки лица, совершившего преступление, с повинной. В подобных обстоятельствах иногда можно утверждать, что формирование версии вообще не имеет места ввиду ясности, очевидности, бесспорности события преступления. Однако это не совсем так. Представление о событии, которое получает следователь в результате осмотра места происшествия, опроса лиц, первыми обнаружившими либо наблюдавшими преступление, является только материалом для выдвижения предположения о событии. В процессе мысленного анализа имеющихся доказательств начинает свое формирование версия путем сопоставления модели события с теми следами, вещественными доказательствами, показаниями свидетелей, которые находятся в распоряжении следователя. И только в тех случаях, когда имеет место совпадение, с достаточной убедительностью подтверждающее предположение следователя (его

версию), оно перерастает в знание о событии. Здесь возникшая версия утрачивает свою роль, превращаясь в выводы, имеющие характер достоверного знания. При обнаружении убитого, где свидетелями совершения преступления являлись соседи, прибывший на место происшествия следователь установил, что повреждения на черепе нанесены топором, который лежал неподалеку. Супруга потерпевшего рассказала о причинах ею совершенного (систематические издевательства и избиения), свидетели-очевидцы сообщили детали содеянного, что позволило сформировать представление о характере события. Сопоставляя полученные сведения с имевшими место следами и вещественными доказательствами, следователь выдвинул версию о событии, которая позволила придти к достоверному знанию.

В ситуации, которая именуется неопределенной, характер происшедшего недостаточно ясен, противоречивы обнаруженные следы, нередко создается ложное представление о содеянном. Такие ситуации имеют место в случаях внезапного исчезновения человека, причины которого неизвестны и не могут быть объяснены близкими лицами. Студент одного из институтов г. Харькова обратился с заявлением об исчезновении матери; с которой он проживал в частном доме. В заявлении он указал, что мать накануне пошла в магазин и не вернулась, обращение его к соседям и знакомым по поводу места нахождения матери не имело результатов. Предпринятыми действиями органов милиции по розыску исчезнувшей не было установлено следов ее пребывания в больничных и травматологических пунктах. Действия по розыску продолжались, однако результатов не дали. Допрашивая заявителя и других близких исчезнувшей лиц, следователь установил, что в последнее время между сыном и матерью были острые конфликты по поводу возможной женитьбы сына на женщине, которую мать не считала достойной и всячески этому препятствовала. Это обстоятельство вызвало у следователя подозрение, однако активные действия сына по розыску матери опровергали возникшее подозрение. Через незначительный период времени на берегу находившейся в этом районе реки были обнаружены части трупа, принадлежащие по утверждению судебно-медицинского эксперта женщине, которая по возрасту и иным приметам могла быть исчезнувшей. Следователь решил произвести осмотр помещения, в котором проживал сын с матерью, в ходе которого им были обнаружены многочисленные следы засохшей крови под ванной, в прихожей, в туа-

летной комнате. Сын, присутствовавший при осмотре, не смог объяснить их происхождение, а при задержании предъявил ору-яия расчленения и признался в содеянном, объясняя это желанием устранить препятствие к его женитьбе. Таким образом, ситуация, которая казалась неопределенной ввиду отсутствия доказательственной информации, по ее накоплении позволила выдвинуть следственную версию о причастности сына к убийству матери. В короткий срок версия была проверена и подтверждена.

Одной из достаточно часто встречающихся ситуаций является ситуация, прямо указывающая на инсценирование события преступления. Как правило, такая ситуация складывается на первоначальных этапах расследования, хотя в некоторых случаях обнаружение инсценировки может произойти в более поздний период, после проведения экспертных исследований либо выяснения обстоятельств, нарушающих представление следователя об естественной логике развития события преступления. Своеобразным указателем на наличие инсценировки является обнаружение негативных обстоятельств в процессе проведения отдельных следственных действий — осмотра места происшествия, судебных экспертиз, допросов, в ходе которых устанавливается так называемая «виновная осведомленность», то есть наличие у обвиняемого таких сведений о событии преступления, которые могут быть известны лицу, непосредственно принимавшему участие в его осуществлении.

Негативные обстоятельства, такие, как следы либо вещественные доказательства, либо «улики поведения», нарушающие, противоречащие представлению следователя об естественном развитии событий, прежде всего выпадают из цепи причинно-следственных связей, объясняющих механизм или его сущность. Будучи разнообразными по характеру и, в частности, наличествующими там, где их не должно быть, и отсутствующими там, где они должны быть, дают представление о развитии событий, противоречащее заявлениям лиц, первому впечатлению о событии, показаниям подозреваемых и обвиняемых. Версии об инсценировке возникают в процессе анализа основных обстоятельств события преступления. Как правило, это совпадает с производством отдельных следственных действий, где функция анализа особенно значима. Рассмотрим это на примере из следственной практики. Из крупного промтоварного магазина поступило заявление о краже со взломом. Директор, позвонивший

в милицию, сообщил, что преступники проникли в магазин через дверь, взломав замок. Исчезло значительное число товаров. При осмотре места происшествия следователь обратил внимание на следы взлома, а также на замок, лежавший возле двери. Дужка замка была перепилена, что требовало значительного времени и усилий. Однако, и это важно, следов опилок нигде не было, между тем как по обстоятельствам возможного распила они должны были быть хотя бы в минимальном количестве. Это первое обстоятельство, которое насторожило следователя, однако его было недостаточно для выдвижения версии об инсценировании кражи. При тщательном осмотре замка следователь обратил внимание на две вмятины на корпусе, являющиеся следами давления. Обращение к специалисту-трасологу, участвовавшему в осмотре, позволило придти к выводу, что следы оставлены тисками при зажиме в них корпуса замка. Если первое из обнаруженных негативных обстоятельств (отсутствие опилок) суть отсутствие того, что должно было быть, то второе — наличие следов тисков на корпусе замка, не что иное, как негативное обстоятельство — наличие того, чего не должно быть. Названные обстоятельства явились основанием для предположения (версии) о том, что кража инсценирована. Впоследствии эта версия подтвердилась. Обнаружение данных, которые по обстоятельствам события противоречили заявлению директора, а также первоначальной версии об имевшей место краже, позволили в короткий срок раскрыть преступление, использовав обоснованную версию следователя.

Одной из ситуаций, имеющих место при расследовании преступлений, бывает так называемая тупиковая ситуация. Наиболее характерным для нее является отсутствие потерпевшего, отсутствие доказательственной информации, сопровождаемое заявлением о совершении преступления. Складывающаяся обстановка вынуждает следователя формировать множество версий, имеющих абстрактный характер, лишенных обоснованности. Такие версии в своей основе имеют либо аналогию, либо типовые версии, базирующиеся на теоретических положениях, обобщающих типовые ситуации практики расследования. Эфемерный характер таких версий, их разобщенность, сложность построения не позволяют определить комплекс следственных действий и оперативно-розыскных мер для организации расследования. В такой тупиковой ситуации следователю нужно решать сложные мыслительные задачи, имеющие эвристический

характер. Среди них такие: имело ли место событие преступления или это только предположение заявителя; каков характер следов, свидетельствующих о преступном посягательстве; что может быть местом события; каковы мотивы неопределенного круга лиц, совершивших преступление; каковы особенности способа совершения преступления; личность потерпевшего, его психологическая характеристика, намерения, жизненная позиция; отношения с окружающими лицами, в том числе близкими друзьями, родственниками. Примерный перечень задач, возникающих в процессе расследования, не исчерпывается приведенным и может быть расширен в соответствии с представлениями следователя. Тщательное исследование двух из обозначенных задач — личность потерпевшего и личность возможного преступника — позволяет в большинстве случаев выйти из тупика, определить пути поиска информации, имеющей значение для раскрытия преступления.

Рассмотрим обстоятельства подобной ситуации на случае из практики расследования. В органы прокуратуры поступило заявление от гр-ки Н., проживающей в Екатеринбурге, об исчезновении ее отца, проживающего в Харькове, который якобы выехал к ней в гости и исчез в пути. В заявлении отмечалось, что отец собирался приехать и сообщал об этом в письмах, однако конкретной даты не называл. Как заявила сожительница отца, он выехал из Харькова два месяца тому назад и дал о себе знать телеграммой о благополучном прибытии к дочери. В связи с заявлением были начаты оперативно-розыскные действия, которые не дали никаких результатов. Следователь не мог установить, было ли исчезнувшее лицо убито или, имея различные намерения, пребывает в каком-либо месте. Изучение данных о личности исчезнувшего позволило выяснить некоторые обстоятельства, в частности, то, что он проживал с гр-кой К. в Харькове, в ее доме. Отношения в семье были хорошие, К. сокрушалась об исчезновении сожителя и не могла сообщить никаких данных, кроме даты его отъезда (20 декабря) и получения телеграммы о прибытии в Екатеринбург.

Изучая полученные данные, следователь обратил внимание на то, что у К. при достаточно странных обстоятельствах исчезают первый и второй мужья и сожитель. Подобная закономерность в исчезновении прежних мужей и достаточно быстром заключении брака вызвала у следователя подозрение, тем более что все исчезнувшие были достаточно состоятельными людьми.

Дав делу наименование «Черная вдова», следователь подробно выяснил обстоятельства исчезновения двух прежних мужей К. При этом было установлено следующее: оба исчезнувшие, которые якобы бросили К. и уехали в неизвестном направлении, не разыскивались, так как «обиженная и брошенная» К. не считала нужным заявлять об этом, заявив соседям, что ее мужья негодяи, которым нужно было «пристроиться», чтобы найти более выгодные условия жизни. Однако последний сожитель не был из числа «пристроившихся»: он продал свою квартиру, перейдя жить к К., и имел, по словам соседей, серьезные намерения относительно К. Еще одна деталь вызвала у следователя подозрение. После каждого ухода мужей К. делала ремонт внутренней части дома и погреба. Более того, из показаний соседей было выяснено одно странное обстоятельство. После отъезда сожителя (зимой), К. начала копать ямы в саду для пересадки кустов малины. Более того, в доме, как и ранее, начинался ремонт. Названные обстоятельства усугубили подозрения следователя, который предположил, что К. или сама или с помощью других лиц из корыстных мотивов убивала своих сожителей. Проверку выдвинутой версии следователь решил начать с осмотра территории сада и надворных строений (погреба). Это дало свои результаты. При раскопке ям, выкопанных ранее якобы для пересадки малины, были обнаружены разложившиеся части тела мужчины, приметы которого совпадали с приметами исчезнувшего; более того, тщательное исследование пола в погребе позволило обнаружить тазобедренные кости человека, а также кости черепа человека. Обнаружение и предъявление К. таких данных заставило ее признать себя виновной в убийствах из корыстных побуждений.

В данном случае мысленный анализ множества фактов, выявление их возможных причинных связей позволили выдвинуть версию о причастности К. к убийству сожителя. Обстоятельств, которые могли бы быть положенными в обоснование версии, не было. Следователь исходил из обобщений следственной практики (внезапные неоправданные ремонты, рытье ям для пересадки кустов, явно противоречащее параметрам времени для таких работ) и теоретических положений, которые содержали основания для выдвижения типовых версий. Как видно из приведенного, выдвинутая версия способствовала обнаружению доказательств причастности К. к совершенному преступлению.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 7 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7.

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

Раздел I ЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ВЕРСИЙ