I

В основе правильной постановки избирательного права лежит возможность для каждого избирателя свободно подать свой голос за того кандидата или за то предложение, которые он, по своему независимому убеждению, признает наилучшими. В правовом государстве подобного рода свобода каждого от принуждения и угроз обеспечивается общими нормами уголовного закона. Но в применении к избирательному праву эти нормы оказываются недостаточными. Вследствие определенности той цели, которую правонарушитель в данном случае имеет в виду достигнуть (именно, воздержание от голосования или принуждение к голосованию в определенном смысле) законодатель с большой полнотой может указать здесь запрещенные средства воздействия. С другой стороны, важность действия, к которому кто-либо принуждается, и особенная потребность в обеспечении свободной подачи голоса заставляют законодателя расширить объем запрещенных средств по сравнению с тем, который установлен для общих посягательств, и потому предусмотреть особо этот вид насилия. В то время как угрозы и насилие с целью принудить кого-либо к отказу от имущественного или личного блага находят в лице угрожаемом достаточное противодействие, вследствие особенной близости к нему этих благ, угрозы и насилие, применяемые для принуждения к отказу от политического права голосования, в гражданине, стоящем на средней ступени гражданского развития, найдут менее сильное противодействие, так как индивидуальная ценность и близость этого права сознаются им в меньшей степени. Между тем в интересах публичных подобного рода отказ от свободного осуществления своего права крайне вреден, так как он ведет к искажению верности представительства и к преобладанию наиболее бесцеремонных и наглых личностей. По этим причинам понятие насилия и угрозы над правом голосования обыкновенно шире нежели такое же понятие, поставленное для ограждения личных и имущественных прав*(129).

В качестве средств воздействия при посягательстве на свободу подачи голоса во всех кодексах указываются насилие и угроза. Но в то время как первое понятие не вызывает разногласий, понятие угрозы определяется различно. Указание на угрозу, без дальнейших оговорок, делают кодексы болгарский (ст. 126, 128), шведский (глава 10 § 15), венгерский (ст. 178), итальянский закон 1894 г. (ст. 139), бельгийский закон 1872 г. (ст. 125), французский закон 1852 г. (ст. 39), уложение португальское (ст. 200). Уложения нидерландское (ст. 125), датское (ст. 113) и финляндское (гл. 15 п. 2) предусматривают лишь угрозу насилием. Швейцарский проект говорит о тяжкой угрозе (ст. 179); германское уложение (ст. 107) - об угрозе каким-либо преступным деянием (при вымогательстве же он предусматривает лишь угрозу немедленной опасностью для жизни и тела); наконец, английское право (46 и 47 Vic. 51 III. 2) считает наказуемой угрозу применить какую-либо силу, насилие или сдерживающую меру или причинить лично или посредством другого лица какое-либо оскорбление, ущерб или вред или потерю какому-либо лицу. По указанным выше причинам из всех этих систем должно отдать предпочтение первой и вместе с тем господствующей, так как она полнее может охватить случаи преступного воздействия на свободу избирателей*(130).

Кроме насилия и угрозы, в качестве средств стеснения свободы избирателя приводятся самоуправные действия (voies de iait) (франц. ст. 39, бельгийск. ст. 125), беспорядки (португальское, 200 ст., итальянское, ст. 139), внушение опасения о потере занятий или о могущем последовать ущербе для избирателя, его семьи и имущества (франц. 39, бельг. 125, английск. указ. шед.) стеснение свободы посредством увода, арестования, какого-либо обманного способа или выдумки (англ. ibid.). Относительно целесообразности введения первых двух средств можно спорить: для того, чтобы быть действительными, они требуют исключительной обстановки и исключительного сочетания жизненных отношений; с другой стороны, поскольку они угрожают личной неприкосновенности, постольку, они составляют насилие и потому могут специально непредусматриваемы. Что же касается третьего средства - внушения опасения о потере занятий или об ущербе для имущества, личности избирателя и его семьи (а в английском праве и всякого третьего лица), то внесение его в закон представляется крайне желательным. Этот способ воздействия может не подойти под понятие угрозы, которое требует непосредственного стращания злом кого-либо, так как указание зла может быть прямо и не выражено и не обращено к какому-либо определенному лицу. Безразлично, к каким средствам прибегал виновный, и для внушения существенно лишь, что данный избиратель имел разумные основания заключить об опасности, грозящей ему, семье его или имуществу. Затем, само зло может быть даже правомерным (напр., увольнение с фабрики, лишение добровольно предоставленной субсидии, смещение на низшую должность и т. д.), и может возникнуть вопрос, поскольку указание на могущие последовать правомерные последствия относимо к угрозе. Наконец, здесь определяется, поскольку угроза может распространяться на третьих лиц. Социальное значение подобного постановления заключается в том, что оно в некоторой степени ослабляет зависимость убеждения избирателя, поскольку последнее является продуктом общего строя, так как облагает наказанием пользование экономической или иерархической властью в целях стеснения свободы голосования. Отсутствие наказуемости такого средства воздействия в большинстве государств - в значительной степени результат неправильного отождествления общей угрозы с угрозой, направленной против избирательного права. Указываемые английским правом увод и арестование обнимаются понятиями насилия; обманные действия и выдумки, хотя и не могут быть признаны средствами, стесняющими свободу избирателя, однако, лишая гражданина возможности осуществить свое право, могут быть отнесены к данной группе посягательств*(131).

По отношению к должностным лицам преступным должно признать стеснение свободы избрания посредством злоупотребления вверенной властью. Так, напр., явится преступной деятельность следственного судьи или другого органа, имеющего власть арестования или привлечения к суду, который с целью помешать кому-либо подать голос или быть избранным, арестует или привлекает его к суду*(132). Карается это деяние так же, как и всякое должностное преступление, хотя иногда (напр., в Герм. уг. улож.) предусматривается и специально.

Еще один вид нежелательного и опасного стеснения свободы избирателей, по нашему мнению, следует предусмотреть специально в нашем отечестве. Это - воздействие на избирателей со стороны духовной власти. Я здесь разумею не только возможность для духовенства преследовать партийные цели с помощью средств религиозного влияния (напр., указанием на нечестивость какой-либо партии или запрещением под страхом гнева Божия или церковного голосовать в пользу ее; внушением того, что подача голоса вообще или в определенном смысле есть грех, и т. д.), но и пропаганду (хотя бы, напр., сектантскую), имеющую в виду воздействовать на религиозные чувства с целью массового отказа от выборов. В этом случае не только ограничивается свобода лиц, подпадающих под влияние подобных средств (а такое влияние при значительной темноте нашего народа может быть весьма сильным), но и тех отдельных личностей, которые, не подчиняясь массовому воздействию таких лиц, попытались бы осуществить свои избирательные права. При всеобщем голосовании опасность эта весьма велика, и потому пользование средством религиозного воздействия должно быть признано квалифицирующим вину обстоятельством. Необходимость особо предусмотреть его вытекает и из того, что не только стращание злом, но и фанатизм, невежество и власть могут явиться в этом случае средствами воздействия.

Объектом разбираемого нами вида посягательства является свободная подача голоса. Нарушение ее может состоять в препятствовании подать голос или же в принуждении подать голос вообще или только в определенном смысле. Мы говорим о подаче голоса, хотя в большинстве кодексов указывается общим образом на осуществление политических прав. Однако в значительном большинстве государств эти права сводятся только к избирательным. Швейцарский проект, приспособительно к организации швейцарской республики, говорит об осуществлении права голоса, выборов, референдума и инициативы, так как эти публичные функции принадлежат всему народу: в других европейских государствах все они, кроме избирательного права, сосредоточены в народном представительном органе. Правда, иногда отдельные кодексы, напр., германский, говорят о праве голоса и праве выбора, но лишь имея при этом в виду выборы иные, помимо политических. Таким образом понятие политических прав и прав избирательных в настоящее время почти равнозначаще, и заменой одного другим мы не изменяем существа предмета*(133).

Мы указали на три возможные вида стеснения избирательной свободы. Эти виды составляют понятие действия при данном преступлении. В кодексах нидерландском (ст. 125), болгарском (ст. 126), и шведском (гл. 10 п. 15) требуется, чтобы действие состояло в нарушении свободы голосования; в германском (ст. 107), финляндском (гл. 15 п. 2), португальском (ст. 200) и итальянском законе (ст. 139) указывается только на препятствование осуществлению политических прав но, как повсеместно толкует практика, под осуществлением следует понимать свободное осуществление или осуществление в определенном смысле; в этом отношении яснее выражается швейцарский проект, говорящий о склонении к пользованию своими правами в определенном смысле (ст. 179). Однако такого рода редакция является слишком узкой, и потому некоторые законодательства считают нужным указать на склонение к положительному действию или к воздержанию от него; так, законодательства французское (ст. 39), датское (ст. 113) и бельгийское (ст. 125) указывают на препятствование подать голос или побуждение к воздержанию от подачи его или на принуждение подать голос в определенном смысле. Наконец, английское право шире всего определяет действие, вводя в это понятие всякое побуждение к воздержанию от голосования или голосованию (вообще, а не только в определенном смысле) и говоря вместе с тем о препятствовании свободному осуществлению прав избирателя. Что касается принуждения голосовать вообще, то, конечно, оно является противоправным, поскольку подача голосов рассматривается как право, а не как обязанность; однако при таком принуждении в основе обыкновенно лежит не цель искусственного воздействия на результат выборов, так как для такой цели средство это не в достаточной степени пригодно, а или полицейская тенденция, бывшая столь сильной в нашей истории, или даже цель склонения к выполнению социального долга. Если понятие средств воздействия в этой области расширено, то было бы нецелесообразно применять, напр., столь широкое понятие угрозы к данному нарушению избирательного права, и с другой стороны, подвергать нарушителя этого права столь же суровой каре, как и того, кто в целях противозаконного приобретения голосов стесняет свободу подачи голоса. Объектом посягательства в данном случае явится притом не свободная подача голоса, а право воздержаться от нее. Мы склоняемся, поэтому, к тому выводу, что необходимо или совершенно не вводить указания на принуждение голосовать вообще, или же, если и ввести, то отметить и ту цель, с которой это принуждение применяется, именно - цель противозаконного приобретения голосов в чью-либо пользу (но не общую полицейскую или социальную цель).

С психологической стороны преступное действие предполагается умышленным, т. е. достижение результата (воздержание от голосования или голосование в определенном смысле) предвидится и желается виновным; однако только немногие законодательства специально оговаривают умышленность, чтобы не осложнять трудности доказывания чьей-либо виновности.

Что касается покушения, то только финляндское уложение оговаривает наказуемость его. По нашему мнению, вопрос о необходимости такой оговорки зависит от редакции закона: если закон облагает наказанием пользование известными средствами для достижения противозаконного результата, то едва ли можно настаивать на наказуемости покушения в данном случае, так как внешние признаки его будут слишком расплывчатыми и неопределенными; если же наказанием облагается достижение результата с помощью известных средств (преступление получает характер Erfolgsdelikt'a), то, конечно, покушение с явно выраженными признаками злой воли не должно оставаться безнаказанным. Мы склонились бы ко второй системе, так как, дав широкое определение средствам воздействия, мы создали бы слишком неопределенный внешний состав преступного деяния, если бы положили только их в основу определения границ наказуемости; считая же это деяние преступным в зависимости от результата, мы можем в каждом отдельном случае судить, насколько результат этот вызван средствами, примененными виновным; при наличности же одного покушения, без выполнения результата, можно будет установить пределы наказуемости выполненной части преступного деяния, причем суду в каждом случае останется возможность признать данное покушение покушением с негодными средствами. При этом оговоримся, что для достижения результата не требуется, чтобы избиратель не мог вообще, свободно осуществить свое право, а лишь, чтобы он не мог этого сделать в какое-либо время (напр., в назначенный срок), чтобы он в течение известного времени чувствовал себя несвободным. Системы наказания за результат придерживается большинство законодательств; только бельгийское карает за пользование средствами с целью стеснения свободы; английское право соединяет обе системы вместе; по отношению к наказуемости угрозы и насилия оно стоит на точке зрения преступности одного применения средств.

Субъектом этого преступления может быть всякое лицо, а не только избиратель; объектом же избиратель или кто-либо из членов его семьи (англ., франц., бельг.). Соучастие здесь возможно на общих основаниях.

Наконец, наказуемость этого преступного деяния сводится обыкновенно к краткосрочному тюремному заключению, сопровождаемому денежной пеней, доходящей иногда до 1000 рублей на наши деньги. К этому постоянно присоединяется лишение права избирать и быть избираемым на срок до 5 лет, а для должностных лиц иногда и удаление от должности (болгарск. ст. 137, финл., § 15 п. 5). Само собою разумеется, что, если насилие, примененное при выборах, по общим основаниям закона подлежит более строгому наказанию, то применяется это последнее.