ГЛАВА   ШЕСТАЯ. ПРЕСТУПНАЯ САМОНАДЕЯННОСТЬ

Преступная самонадеянность (luxuria) имеет свою особую психологическую окраску, таит в себе особого рода опасность для правопорядка и дает советскому уголовному праву особые основания для ее отрицательной морально-политической оценки.

Легкомыслие, несерьезность, недостаточная обдуманность таких своих действий, от которых зависят интересы государства или других граждан, беспечность по отношению к чужим интересам, ни на чем ие_осн(>ваыная__само^ уверенность или легкомысленная уверенность в наступлении извда^событий.^способных предотвратить наступление преступных последствий, — такова психологическая характеристика преступной самонадеянности в советском уголовном праве.

Опасность для социалистического государства такого отношения к коллективным интересам и интересам других лиц, угроза, которую такое отношение создает для установленного в социалистическом государстве правопорядка, — такова политическая характеристика преступной самонадеянности.

Преступная самонадеянность, как это уже не раз отмечалось в советской юридической литературе, близка по своей природе к эвентуальному умыслу.

Буржуазные криминалисты не сумели четко отграничить преступную самонадеянность от эвентуального умысла.

Определение преступной самонадеянности было дано Спасовичем в 1863 г. Luxuria (беспечность) имеется, по его мнению, «когда виновник сознавал возможность вредных последствий от своего поступка, хотя и не желал их, и, несмотря на это, легкомысленно на поступок решился» '.

1 В. Спасович, Учебник уголовного права, стр., 153-

264

В этом определении отсутствовал существенный признак преступной самонадеянности — надежда субъекта на предотвращение преступных последствий. Этот признак имеется, правда, в определении, данном через 40 лет II. Таганцевьш, для которого самонадеянность на лицо тогда, «когда действующий сознавал, что из его деяния может произойти правонарушение, но сознавал это отвлеченно, а не в применении к данным конкретным обстоятельствам, и не только не желал, но и не допускал возможности наступления правонарушения, надеясь его избегнуть» !.

Определения преступной самонадеянности, даваемые буржуазными криминалистами, носят формальный аполитичный характер, не раскрывают ее классового содержания. Они ни в малейшей мере не помогают и не могут помочь познанию самонадеянности как понятия советского уголовного права.

Самонадеянность по советскому уголовному праву — как и умысел в обоих его формах, — это принципиально иной институт, имеющий свое особое классовое, морально-политическое содержание.

В решимости — и притом легкомысленной — на поступок наиболее ярко проявляется вся опасность самонадеянности по советскому уголовному праву и рисуется порочная психология виновного, его легкомысленная готовность рискнуть чужими интересами ради каких-то своих личных целей, пусть даже самих по себе не преступных. Эта легкомысленная готовность рисует общественный облик виновного и дает основание для отрицательной общественной оценки его поведения. Лицо, которое обнаруживает недопустимую готовность риска интересами социалистического государства иди других лиц, например риска социалистической собственностью или жизнью человека, заслуживает решительного упрека, весьма резкой, отрицательной оценки со стороны советского суда.

1 Н. Таганцсв, Русское уголовное право, т. 1, 1902 г., стр. 623—624. Уголовное уложение 1903 г. определяло преступную самонадеянность (не применяя, однако, этого термина, а относя его к одному из видов неосторожности) как положение, при котором виновный «хотя и предвидел наступление последствия, обусловливающего преступность сего (т. е. преступного. — Б. У.) деяния, но легкомысленно предполагал такое последствие предотвратить».

265

Нельзя поэтому признать удовлетворительными формалистические аполитичные определения самонадеянности, которые с незначительными редакционными изменениями встречаются в некоторых учебниках. Таково, например, определение — «Самонадеянность характеризуется: а) наличием предвидения последствий своей деятельности и б) наличием легкомысленной надежды их предотвратить»1.

Это определение ни в малейшей мере не раскрывает особенностей самонадеянности как понятия советского уголовного права и не помогает познанию этой формы вины. Из этого определения не видно, чем же преступная самонадеянность как понятие советского уголовного права отличается от преступной самонадеянности как понятия буржуазного уголовного права. Это определение не содержит указания на общественно-опасный характер последствий самонадеянности, т. е. признак, придающий самонадеянности определенное классово-политическое содержание.

Такой лее аполитичный, формалистический характер имеет и определение преступной самонадеянности, предложенное в 1947 г. В. Лифшицем. Этот автор в своей статье, посвященной эвентуальному умыслу, не мог, конечно, не коснуться и столь смежного с эвентуальным умыслом понятия, каким является понятие преступной самонадеянности. Но как к эвентуальному умыслу, так и к преступной самонадеянности В. Лифшиц подошел чисто юридически, догматически. Он определил преступное легкомыслие как такое отношение человека к преступным последствиям своих действий, при котором он «предвидел возможность их наступления, но рассчитывал их предотвратить, исходя при этом из конкретных обстоятельств, которые в действительности не были достаточным основанием для такого расчета, но субъект считал их таким основанием, так как не проявил достаточной осмотрительности при их оценке» 2.

Нетрудно видеть, что и это определение не пытается показать особенности преступной самонадеянности как по-

1  А.   П квитков cicjiii   в учебнике «Уголовное право. Общая ■теть», 1918 г., стр. 344; также учебник «Советское уголовное право» для юридических школ, 1940 г., стр. 52; из старых учебников  также А. А. Ппонтков ск ий, Советское уголовное право, 1929 г., стр. 243; А. П. Т рай пин, Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 274.

2  В. Лифшиц, цнт. статья, стр. 36.

266

ннтия советского уголовного права. Имеющаяся в определении В. Лифшица некоторая детализация процессов, происходящих в сознании субъекта, действующего с преступной самонадеянностью, мало помогает познанию рассматриваемого понятия.

Значительным шагом вперед по раскрытию материального содержания самонадеянности является внесение в определение преступной самонадеянности признака общественной опасности предвиденных последствий. Учеб-пик уголовного права для юридических школ издания 1947 г. приближается к этому, указывая, что при преступной самонадеянности имеется сознание общественной опасности деяния и его последствий1. Ту же формулу мы находим и у А. А. Герцензоиа в его учебнике Общей части уголовного права2.

Если учесть, что речь идет здесь о последствиях общественно-опасных (вредных) для социалистического государства и для охраняемых им интересов, то представляется более последовательным и отвечающим задаче раскрытия классово-политического содержания понятия преступной самонадеянности прямо указать в определении преступной самонадеянности, что имеются в виду последствия, причиняющие ущерб социалистическому государству и охраняемым им интересам.

Определение преступной самонадеянности, данное в учебнике уголовного права для юридических школ (изд. 1947 г.) и в учебнике А. А. Герцензона, имеет преимущество перед другими определениями еще и потому, что оно полнее показывает и юридические признаки преступной самонадеянности: «При преступной самонадеянности, — читаем мы в учебнике,—имеется сознание общественной опасности деяния, сознание причинной связи между   деянием   и   могущим   произойти   результатом»3.

Ряд дополнительных признаков, содержащихся в этом определении (сознание общественной опасности не только последствий деяния, но и самого деяния, сознание причинной   связи   между   деянием   и   могущим   произойти

1   Уголовное  право,  учебник  для   юридических   школ,   Н)47  г., стр. 84.

2  А. А. Гер ценз он, Уголовное право. Общая часть, стр. 339.

3  Уголовное  право,  учебник  для   юридических   школ,   1947  г., стр. 8-1; также А. А. Герцензон, учебник, стр. 339.

267

результатом), значительно улучшает н юридическое определение преступной самонадеянности.

Но и этому определению, как и другим, приведенным выше, определениям преступной самонадеянности можно сделать упрек в том, что они не включают в себя наиболее ярко характеризующего субъекта преступной самонадеянности признака, а именно/легкомысленной решимости совершить нужное виновному деяние, несмотря на предвидение возможных или вероятных (в данном случае — не неизбежных) общественно-опасных последствий/ Без этого признака и психологическая от политическая характеристика преступной самонадеянности не могут быть признаны полными, так как этот признак наиболее точно и полно раскрывает антиобщественный характер поведения лица, действующего с преступной самонадеянностью, и дает основание для отрицательной общественной оценки такого лица законом и судом.

Учитывая изложенное, необходимо определить преступную самонадеянность как легкомысленную решимость совершить нужное лично виновному д е я н 'И с, несмотря на то, что оно заведомо для виновного угрожает опасными для социалистического' государства или для охраняемых им интересов последствиями, при не о б о с н о ванной обстоятельствами дела надежде на предотвращение этих  последствий.

Это определение позволяет установить как общие у преступной самонадеянности с эвентуальным умыслом признаки, так и признаки, которые проводят грань между этими двумя формами вины.

Общим является у преступной самонадеянности и у эвентуального умысла отношение виновного к государственным интересам и интересам других граждан. Это отношение характеризуется решимостью поступать в личных интересах в ущерб указанным интересам. И действующий с эвентуальным умыслом и действующий с преступной самонадеянностью разрешают конфликт между личными и чужими интересами в пользу личных интересов. Правда, такой же конфликт и такое же разрешение его имеется и у действующего с прямым умыслом. Но особенностью эвентуального умысла и преступной самонадеянности  является то, что в обоих этих случаях  ради

268

своих интересов виновный согласен (при эвентуальном умысле) или легкомысленно рискует (при самонадеянности) наступлением совершенно ненужных ему последствий. Своему ничтожному часто интересу виновный сознательно (при эвентуальном умысле) или по легкомыслию (при преступной самонадеянности) приносит в жертву, противопоставляет важнейшие государственные или чужие личные интересы, даже не пользуясь ими. В обоих случаях виновный обнаруживает решимость удовлетворить свои эгоистические желания, ценою причинения совершенно ненужного ему ущерба государству или другим лицам.

Представим себе трех воров, каждый из которых похитил из государственного склада равноценное социалистическое имущество (одно пальто).  Один действовал с прямым   умыслом,   забрался в склад и совершил   хищение. Второй,  приступив к хищению, убедился, что для того, чтобы   проникнуть в склад и похитить одно пальто, ему придется   перерубить   водопроводную   трубу и что в результате   его   действий   вода   зальет   склад и приведет в негодность все товары, лежащие в складе; несмотря на это он рубит трубу и похищает одно пальто, а вода, как он и предвидел, приводит   в негодность   все товары   на складе.   Его отношение к приведению товаров в негод- '' ность   характеризуется   эвентуальным   умыслом.   Третий   ' вор оказался в подобном же положении, по   преступно-самонадеянно считал, что находящиеся вблизи сторожа скоро заметят воду и предотвратят порчу товаров. Однако его надежда оказывается легкомысленной,   и товары па складе гибнут из-за хлынувшей из трубы воды.  Его отно- ? { шение к гибели товаров характеризуется преступной самонадеянностью.

При оценке поведения всех трех воров и их отношения к гибели социалистического имущества нетрудно убедиться, что второго вора, действовавшего в отношении гибели товаров с эвентуальным умыслом, и третьего, проявившего в отношении этих товаров преступную самонадеянность, объединяет вызывающее глубоко отрицательную морально-политическую оценку отношение к гибели государственного имущества. Второй и третий воры не только похитили социалистическое, имущество, но ради своих преступных целей не погнушались причинить гибель (второй вор) или легкомысленно отнестись к воз-

269

можной гибели (третий .вор) социалистического имущества, во много превышающего по ценности похищенное имущество.

Различие между эвентуальным умыслом и преступной самонадеянностью заключается в степени интенсивности антиобщественного отношения к чужим интересам. Действующий с эвентуальным умыслом решается на совершение деяния, заведомо сознавая возможность или неизбежность наступления нежелаемых результатов. Действующий с преступной самонадеянностью сознает лишь воз-' можность наступления нежелаемых результатов и даже надеется на их предотвращение, но его надежда легкомысленна, не покоится на достаточной обдуманности и свидетельствует об его беспечности по отношению к государственным или чужим личным интересам.

В буржуазной юридической литературе вопрос о различии между эвентуальным умыслом и преступной самонадеянностью вызвал большие споры, схоластические и бесплодные, в значительной мере обусловленные борьбой между двумя теориями —теорией волевой и теорией представления.

В начале XX в. в буржуазной литературе становится популярной предложенная реакционным криминалистом, выразителем интересов разбойничьего империализма, Франком, формула, согласно которой нежелаем ый, но предвиденный субъектом возможный преступный результат является признаком и эвентуального умысла и преступной самонадеянности. Какая из этих форм вины имеется в каждом конкретном случае, решается в зависимости от того, как относился бы к нежеласмым последствиям субъект, т. е. отказался ли бы он при прочих равных условиях от своего деяния, если бы эти последствия представились ему неизбежными, или не отказался. Если бы он от своего деяния не отказался, то имеется эвентуальный умысел, в противном случае — преступная самонадеянность.

Политический смысл предложения Франка ясен. Он заключается в предоставлении буржуазному суду права разрешать по своему произволу вопрос о наличии эвентуального умысла или преступной самонадеянности. Оно расшатывает четкие грани между эвентуальным умыслом и преступной самонадеянностью и тем самым дает буржуазному суду новые возможности для расширения про-

270

извола и усиления репрессии в отношении подсудимых-трудящихся, действующих с преступной самонадеянностью. «Формула Франка» давала суду возможность признать их действовавшими с эвентуальным умыслом.

К, «формуле Франка» присоединились (с некоторыми незначительными, в общем, модификациями) многие другие реакционные криминалисты. Политический смысл предложений Франка не мог, конечно, быть вскрыт буржуазными криминалистами, которые не в состоянии были заметить или сознательно не замечали, что именно в вытекающей из формулы Франка неопределенности и произвольности грани между эвентуальным умыслом и преступной самонадеянностью и заключается политический смысл предложений Франка.

Хотя советские криминалисты и отграничивают друг от друга эвентуальный умысел и преступную самонадеянность по их психологическим признакам, но психологические моменты различия необходимо дополнить указанным выше различием в морально-политической характеристике каждой из этих форм вины.

Меньше трудностей представляет установление различия между преступной самонадеянностью и преступной небрежностью. Формально-психологическое различие и здесь просто и очевидно. При преступной самонадеянности виновный предвидит возможность наступления преступных результатов, при преступной небрежности такое предвидение у виновного отсутствует. И при преступной самонадеянности и при преступной небрежности виновный не желает наступления предвидимых им последствий. Однако при преступной самонадеянности он сознательно совершает действия, которые могут привести к этим последствиям, легкомысленно надеясь, что последствия не наступят; при преступной же небрежности у субъекта сознание возможности наступления преступных последствий вообще отсутствует.

Совершенно иной является, как мы уже видели, и морально-политическая характеристика обеих этих форм пины. Резко антиобщественное отношение к чужим интересам характеризует виновного при преступной самонадеянности, а оплошность — виновного в преступной небрежности.

Из этого различия нетрудно сделать вывод и о различии в степени опасности преступной  самонадеянности  и

271

f       .1 I

преступной небрежности. С точки зрения советского уголовного права, исходящего из единства коллективных и индивидуальных интересов и потому охраняющего коллективные интересы, — поведение лица, действующего с преступной самонадеянностью, получает гораздо более отрицательную оценку и свидетельствует о гораздо большей вине, чем поведение лица, действующего с преступной небрежностью.

Необходимо, наконец, отметить, что предвидение при преступной самонадеянности направляется по двум направлениям: виновный предвидит возможность наступления последствий своих деяний и одновременно предвидит (сознает) противоправность их причинения. Если теоретически возможны споры об обязательности при эвентуальном умысле сознания противоправности, то в отношении преступной самонадеянности такие споры исключаются. Нежелание наступления противоправных последствий и надежда на их предотвращение необходимо предполагают сознание противоправности последствий. Иначе необъяснимы были бы и нежелание их наступления и надежда на их предотвращение. При преступной самонадеянности предвидение последствий настолько органически связано с сознанием противоправности, что без этой связи   невозможна   сама   конструкция   самонадеянности.