ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

.

ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

В самых разных аспектах сегодня интенсивно обсуждаются про­блемы человека и человеческого. Их постановка и решение определя­ются как дисциплинарными рамками и методологическими програм­мами, так и различными мировоззренческими и ценностными установ­ками. Одни исследователи выбирают базисом наук о человеке биоло­гию или психологию. Им возражают представители гуманитарного зна­ния, среди которых также немало разногласий, касающихся выбора ос­новных антропологических констант. Нет единства и среди филосо­фов, которые различаются своими ориентациями в поиске сущностных или системообразующих понятий человека. К традиционным дискур­сам о человеке: научному, религиозному, моральному, метафизическо­му присоединились и новые, опирающиеся на интенсивно развиваю­щиеся современные гуманитарные науки — психоанализ, семиологию, этнографию, структурную антропологию. В связи с этими дискуссиями представляется целесообразным описать способы проблематизации че­ловека и попытаться в их многообразии увидеть некое единство.

Человек и человеческое издавна привлекают внимание филосо­фов. Пора исследовать что и как говорили и говорят о нем. Если об­ратить внимание не только на форму, но и на содержание, то обнару­жатся различные дискурсы о человеке. Так, в известной работе Э. Кассирера “Эссе о человеке” выявлены три, не только не стыкующиеся, но прямо исключающие друг друга различные дисциплины: религия, философия и наука, каждая из которых по-своему понимает человека. В религии он представлен как не совсем удачная креатура Бога, как существо глубоко переживающее собственное несовершенство, и в силу своего страдания способное прощать грехи других людей. Фи­лософия исходит из разумности, свободы, автономности познающе­го Я, которое овладевает действительным миром сначала в сознании, а затем практически. Наука, наоборот, исходит из того, что человек хотя и завершает лестницу живых существ, возникает и существует в мире в соответствии с законами эволюции. Эти три принципиальные подхода к определению человека в свою очередь внутри самих дисци­плин, если взять их в процессе исторического становления, разбива­ются на столь многообразные дискурсы, что их перечисление заняло бы не одну страницу.

Современная ситуация характеризуется незнанием того, что та­кое человек. Но о какого рода знаниях идет речь? Чего, собственно, не хватает для того, чтобы дать четкий ответ на данный прямой вопрос? Идет ли речь о фактических, гипотетических, метафизических или экзистенциальных знаниях? Это во многом зависит от того, понима­ется философская антропология как описательная или конституитив-ная дисциплина. Как бы то ни было, философия нуждается в строго научном знании, которое она использует по-разному как в целях опи­сания, так и обоснования. Если располагать науки по аристотелевской классификации, то наиболее общей наукой о человеке оказывается биология, так как остальные естественные науки, например, физика, не ставят вопроса о человеке. Для нее он такое же тело среди прочих, рассматриваемых в механических, динамических, электромагнитных, тепловых и т. п. параметрах. Наоборот, биология как наука о живых системах имеет своим предметом живое тело. Среди различных систе­матизированных и классифицированных организмов находится и ме­сто для человека, определяемого как homo sapiens. Конечно, возника­ет вопрос о месте человека не только в ряду живых существ, но и в космосе в целом, который во многом зависит от дискуссий между био­логией и другими науками, например, физикой и химией. Поэтому для философской антропологии важное значение имеют не только дан­ные какой-то одной науки, но и результаты их взаимодействия.

Биология человека может быть охарактеризована как сравнитель­ная дисциплина, ибо она сопоставляет индивидов одного вида с инди­видами другого похожего вида. Это объясняет то обстоятельство, поче­му центральное значение приобрел вопрос о сходстве человека и обезь­яны. Биология стремится построить своеобразную “лестницу живых су­ществ”, идея которой связана с задачей доказательства единства зако­нов эволюции, возникновения новых все более совершенных организ­мов. Поэтому первый и главный вопрос биологии человека касается места, которое он занимает в ряду других живых существ. Его специфи­кация осуществляется в ходе сравнения с млекопитающими, примата­

ми, антропоидами. В результате выявляется, что отличительные анато-мо-морфологические, онтогенетические и этологические особенности человека даже от наиболее близкого ему вида значительно глубже, чем между остальными видами. Стереоскопическое зрение, форма лица, развитая мускулатура, компенсирующая превращение руки в орудие труда, большой объем черепа, мышцы лица и прежде всего развитие гортани и аппарата речи — все это важнейшие анатомо-морфологиче-ские преимущества. Существенным является и то, что у человека с са­мого начала слабее развиты участки мозга, отвечающие за сохранение инстинктов и гораздо сильнее выражены области, например, кортекса, отвечающие за развитие высших психических функций.

Специфика человека становится еще более очевидной, если срав­нивать скорость созревания различных систем организма. Так, у детей нейромышечная структура созревает еще целый год после рождения, который Портманн имел основание называть эмбриональным. Значе­ние этой аномалии заключается в том, что уже само кормление приоб­ретает характер социо-культурного воздействия и оказывает форми­рующее воздействие на младенца. Таким образом, в теле унаследован­ное от рождения и формируемое в ходе приспособления к внешней среде пластично соединяются. Это невозможно для всех других выс­ших млекопитающих, ибо они переживают стадию пластичного фор­мирования нейромышечной ткани в утробе матери, и, будучи изоли­рованными от воздействий внешнего мира, получают неизменяемый комплекс инстинктов. Поведение животных в определенных ситуа­циях в основном определяется независящими от индивидуального опы­та унаследованными инстинктами, свойственными виду, являющи­мися условиями его выживания и развития. Окружающая среда пред­стает для животного как схема, управляющая реакциями и вызываю­щая их, если есть внутренняя (гормональная) готовность или потреб­ность. Решающим при этом является то, что животному не нужно “учиться” выбирать осмысленное в данной ситуации поведение, ибо оно уже заранее “знает”, точнее, всегда действует так решительно, как будто знает наверняка.

Таким образом, различие человеческого и животного становится весьма резким. Но логично ли мыслимым является утверждение, что особенное животное, каким является человек, настолько отличается от животного? Можно попытаться устранить данный парадокс, при­нимая во внимание способы удовлетворения естественных потребно­стей и самосохранения, которые характерны для животных и челове­ка. Но когда видят преемственность в том, что недостаточность воло­сяного покрова компенсируется одеждой, а слабость когтей и зубов — оружием, то можно обратить внимание на то, что несовершенство человека и способы его компенсации определяются с точки зрения животного. Поэтому сравнение его с другими гоминидами не дает ответа на загадку человека. Другое решение парадокса состоит в ут­верждении, что человек является животным и одновременно отлича­ется от него. В отличие от редукционизма дуализм исходит из старой концепции о двусоставности человека, который имеет тело и дух. Но он сталкивается с другой трудностью — объяснением единства, кото­рое достигается допущением о специфике человеческого тела, управ­ляемого духом.

На самом деле целостная концепция человека может быть построе­на при условии нового интегративного подхода. Феномен человека раскрывается также этнологией, психологией, социологией, медици­ной, религией и даже теорией музыки,т. е. всеми науками, изучающи­ми формы и закономерности человеческой деятельности, а также ее продукты и смысл. В них можно найти точку опоры для преодоления вышесказанного парадокса. Его источник в том, что как человек, так и человекообразные обезьяны изучаются с точки зрения одних и тех же биологических критериев и именно это приводит либо кредукцио-низму, либо к дуализму. Остается либо биологизировать человека, ли­бо антропоморфизировать природное. Не случайно призраки антро­поморфизма не менее устойчивы, чем тени редукционизма. Они, во­обще говоря, взаимно предполагают и дополняют друг друга: человек определяется на фоне животного, а животное — человеческого. Ясно, что критиковать нужно не саму сравнительную анатомию или этноло­гию, а философскую программу, которая хочет построить философ­скую антропологию на биологической основе.