$ 4. ВОЗЗРЕНИЯ РУССКИХ МЫСЛИТЕЛЕЙ НА ЗАДАЧИ НАКАЗАНИЯ

В рамках данной работы не представляется возможным проанали­зировать взгляды всех прогрессивных деятелей России XIX в., поэтому попытаемся хотя бы пунктирно обозначить абрис темы, недостаточно раскрытой в советской уголовно-правовой литературе71.

Без преувеличения можно сказать, что проблема наказания как одного из показателей степени гуманности общества затрагивалась многими общественными деятелями рассматриваемого периода. Так, бу­дущий декабрист барон Штейнгель в своей записке «Нечто о наказа­ниях» указывал, что карательная практика преследует три цели: возмездие, общее предупреждение и исправление преступника. Первая цель достигается справедливостью наказания, то есть соответствием тому вреду, который преступлением причиняется государству, обществу или частному лицу. Для реализации второй цели необходимо, чтобы о совершенном преступлении и назначенном наказании было известно всем. Наказание должно устрашать не жестокостью, а «тем презрением в обществе, или отчуждением от онаго, которое они за собой влекут и,

69            Познышев С. В. Указ, работа. С. 76.

70            См.: Фойницкнй И. Я- Указ, работа. С. 65—66.

71            Подробнее   см.:    Фельдштейи    Г. С.    Главные   течения    в   истории   науки

уголовного   права   в   России:    Ярославль,    1909;    Ошерович    Б. С.   Очерки    по

истории   русской   уголовно-правовой    мысли.    М.1946;    Солодкин    И. И.    Очерки

по истории русского уголовного права. Л., 1961.

25

главное, отъятием надежды избегать наказания и презрения при содеянном преступлении»72.

Третья цель может быть реализована только в отношении «малых преступлений», когда виновный может «еще быть терпим в обществе». В связи с этим наказания должны действовать «на душу, сердце и совесть, нежели на тело». Однако вопреки своим взглядам на цели наказания Штейнгель при выборе мер наказания руководствовался принципом талиона73.

Помощник референдария 3-й экспедиции Г. Яценков в качестве целей наказания в разрабатывавшееся уголовное уложение предлагал включить: а) удовлетворение потерпевшего; б) специальное предупрежде­ние; в) общее предупреждение. При этом он подчеркивал, что для их реализации должны быть предусмотрены такие наказания, кото­рые, с одной стороны, «были бы соразмерны учиненному преступле­нию», а с другой — «оставляли бы в сердцах людских самое живое и долгое впечатление». Г. Яценков был противником применения нака­зания ради мучения. «Наказания не на тот конец установлены, чтобы мучать тварь, чувствами одаренную». Они должны быть «меньше му­чительны для преступникова тела» .

Монархист Лопухин считал, что наказание имеет триединую цель: исправление преступника, пример для устрашения других и устране­ние из общества преступника, нарушающего его спокойствие и отри­цательно влияющего на окружающих. В другом случае цель нака­зания он видел в исправлении наказуемых и в удержании других от преступлений75.

В истории развития передовой русской общественной мысли вид­ное место принадлежит А. Н. Радищеву — мыслителю-материалисту, зачинателю революционного и демократического направления в науке. В годы царствования Александра I А. Н. Радищев участвовал в работе комиссии графа П. Заводовского по составлению Свода законов. Писа­тель горел неутомимым желанием служить Родине, облегчить тяжелую участь народа. В подготовленных записках «О законоположении», «Проект гражданского уложения» и др., как и в своих литературных, философских произведениях, он развивал идею об уничтожении кре­постного права, выступал за запрет продажи в рекруты, отмену телесных наказаний и порок, за введение суда присяжных, публичное судо­производство и т. д.

При разработке законодательства А. Н. Радищев считал необхо­димым исходить из причин правонарушений, их распространенности, мотивов деяний, соответствия наказания преступлению, предлагал выяснить, почему низка эффективность ранее принятых законов. Об этом свидетельствуют, в частности, поставленные им вопросы: «... 7) когда, где и для чего преступление идет смело, имея вид бодрый и наглую осанку; 8) почто оно не получает должного возмездия, казнь, законом опре­деленную; 9) почто между преступления и наказания великое бывает расстояние и не для того ли действие казни не благо...»76>

72            Солодкни И. И. Указ, работа. С. 21.

73            См.: там же. С. 23.

74            Там же. С. 17—18.

75            См.: там же. С. 45.

76            Радищев    А.    Н.    Избранные    философские    и    общественно-политические

произведения. М., 1952. С. 459.

26

А. Н. Радищев исходил из прогрессивной идеи: лучше предупреждать преступления, чем за них наказывать. Воспитание людей, устранение причин, порождающих преступления, он считал более эффективным средством в борьбе с преступностью, чем наказания. Позиция писа­теля по этому поводу наглядно видна в оценке пьянства: «...Законо­датель... должен на весы любомудрия, человеколюбия и здравой поли­тики возложить в одну чашу истребление вкоренившегося порока, в котором находится корень многих злодеяний и преступлений, ... в дру­гую — доход великий государственный... — что дает перевес? Нужно истребить порок и корень многих преступлений и болезней...»77.

В борьбе с преступностью А. Н. Радищев не отрицал и роли наказа­

ния, ратовал за его неотвратимость. «Впадший в преступление под­

вергается непременно наказанию; власть законоположника изъемлет

его из руки мщения и даст ему свободу»78.               ,

Целью наказания, по мнению писателя, не может являться муче­ние (оно всегда гнусно), а должно быть: а) предупреждение преступле­ния; б) исправление преступника. На наш взгляд, приоритет превентив­ной цели здесь не случаен, он отражает взгляды А. Н. Радищева на преступность и роль наказания в борьбе с ней. Исправление преступника, по мнению А. Н. Радищева, вполне возможно: «человек рождается ни добр, ни зол», «злодеяния не суть природны человеку», «люди зависят от обстоятельств», поэтому «всяк может исправиться» .

Все наказания, которые А. Н. Радищев делил на стремящиеся к исправлению преступника и назначаемые для предупоеждения пре­ступлений, он классифицировал следующим образом:

«1. Темничное заключение и содержание под стражей:

а)             больше и меньше строгое, в

б)            работе.

2-е. Ссылка а)  навсегда, б)  на время.

3-е. Изгнание а)  навсегда, б)  на время.

4-е. Лишение отечества или места пребывания а) навсегда, б) на время.

5-е. Телесное наказание. Сие не иначе должно быть как в виде исправления, а потому всегда легко, и с великою осторожностью.

6-е. Лишение выгод, прав и преимуществ своего сословия.

7-е. Лишение доброго имяни.

8-е. Денежная пеня.

9-е. Выговор»80.

Как видим, хоть и с оговорками, но писатель все же внес в проект пункт о применении телесных наказаний, несмотря на то, что был про­тивником этого. В примечании к проекту для разделения Уложения Российского он счел необходимым указать: «Польза наказания телесного (по крайней мере для меня) проблема недоказанная. Оно цели своей достигает ужасом. Но ужас не есть спасение и действует лишь мгно­венно»81. Вопрос о смертной казни А. Н. Радищев решал альтерна­тивно: полагал считать аксиомой, что она вообще не нужна; допускал ее применение «из сожаления либо по выбору преступника».

77            Радищев  А. Н.   Избранные  философские  и   общественно-политические  про­

изведения. М., 1952. С. 472.

78            Там же. С. 560.

79            Там же.

80            Радищев   А.    Н.   Проект   для   разделения   Уложения   Российского//Полн.

собр. соч. Т. 3. М. — Л., 1952. С. 169.

81            Там же. С. 170.

27

Много внимания проблемам наказания и его целям уделял П. И. Пес­тель. Об этом свидетельствует основной его труд «Русская правда» — крупнейший памятник идеологии декабристов, документ их программного и конституционного творчества.

П. И. Пестель рассматривал наказание в неразрывном единстве с преступлением. Преступлениями же он считал деяния, которыми члены общества могут нарушить свои обязанности и права ближних. Деяние без воли не признавалось таковым, а воля без деяния не подлежала наказанию. Уже в этом утверждении проявлялась прог­рессивность взглядов революционера.

П. И. Пестель выделял качество и степень преступления, понимая под качеством содержание нарушенных обязанностей и прав, а под степенью — количество и род «действовавшей злостной воли». Степень в свою очередь он делил на два вида. «Первые заключают в себе нарушение Закона, соединенное с намерением нарушить оной: на примере напасть на человека и убить его. Вторые заключают в себе нару­шение Закона без прямого намерения нарушить оной, на примере в многолюдной улице выстрелить по бегущему зайцу и нечаянно попасть в проходящего Человека»82. Нарушения первого вида П. И. Пестель относил к преступлениям, второго — к проступкам.

Исходя из того, что все преступления отличаются между собой «различными и особенными оттенками злостной воли, коих всех изчислить нет возможности», он предлагал выделить три степени посягательств: низшую (когда побудительная причина чрезвычайно велика, то есть когда преступление совершается при сильном волнении страстей), среднюю (когда побудительная причина очень слаба, то есть когда пре­ступление совершается с хладнокровием и рассудком), высшую (когда вов­се не существует побудительной причины или когда преступление сопровождается жестокостью). Наказание должно учитывать ука­занные обстоятельства, в полной мере «ответствовать подвигам и преступлениям».

По мнению П. И. Пестеля, наказания не могут легализоваться произвольно. В связи с 'этим им были разработаны особые правила, которые охватывали цели карательной деятельности государства. Следу­ет подчеркнуть, что декабрист выступал против признания наказа­ния как мести за содеянное. «Наказание не есть мщение,ибо мщение есть страсть, а закон должен иметь целью ставить преграды страстям и не быть, следовательно, сам изречение страсти»83. Цели наказания он видел в том, чтобы удержать других людей от подобных преступ­лений, исправить (если возможно это сделать) самого преступника и поставить е.го «в невозможность нарушить впредь спокойствие и благоденствие общества и частных людей»84.

Если первые цели понятны (общее предупреждение и исправление виновного), то последнее положение сформулировано недостаточно ясно. Скорее всего, речь идет об ограничении возможности соверше­ния преступлений, поскольку П. И. Пестель был против смертной казни.

Выступая за соразмерность наказания преступлению, он предлагал из­бирать такую меру воздействия на виновного, которая производит самое сильное впечатление на других людей и в то же время заключает

82            Восстание декабристов. Документ». Т. 7. М., 1958. С. 284.

83            Там же. С. 285.

84 Там же. 28

в себе самое меньшее количество страдания для преступника. «На­казание будет немного превышать благо, которого преступник от своего деяния ожидал. Всякая строгость, превышающая сию степень, есть бесполезна, несправедлива и зловластна. Законодатель... должен поступать не как жестокий властелин, но как добрый отец»85.

Предусматривавшиеся в Гражданском судебнике цели были несовмести­мы с жестокими наказаниями. Жестокость, как считал П. И. Пестель, имеет вредные последствия: либо заставляет преступника прибегать к различным средствам, чтобы избежать наказания, либо толкает виновного на совершение ряда преступлений, чтобы вкупе за них получить такое же наказание, как за одно деяние. Чем жестче нака­зание, тем жестче делается и сам народ. Следовательно, жестокость че только не приносит пользы, но и, напротив, унижает нравствен­ность. Большой вред заключается и в том, что вводится частое,прощение и неисполнение карательных постановлений. Этим закон заменяется действием членов правительства, справедливость правосудия — прист­растием судей. «Жестокость наказания менее действует на умы... большая часть самых ужасных злодеев всегда предпочитать будет смерть тяжкому и пожизненному заключению. Сильныя потрясения приводют в ужас, но не действуют долго, между тем как страдание небольшое, но продолжительное действует несравненно сильнее и отвра­щает, следовательно, более от преступления» . Из этого П. И. Пестель делает вывод: жестокие наказания могут быть с пользой заменены более мягкими; только то наказание справедливо, которое необходимо.

Несомненно прогрессивным было утверждение П. И. Пестеля о том, что наказание для всех виновных, независимо от состояния и сословия, должно быть одинаковым. При этом он исходил из следующего.

Род наказания должен соответствовать роду преступления, а не общественному положению преступника, поскольку преступление — это произведение «злых качеств» человека.

Одинаковое преступление, совершенное человеком образованным и человеком без воспитания, заставляет предполагать, что «более развра­та и более унижения в первом, нежели во втором». Поэтому образо­ванный человек должен быть наказан сильнее.

Цель наказания — не причинение страданий преступнику, а удер­жание других от подобных деяний. Поэтому необходимо брать в расчет действие наказания на окружающих.

Нет возможности соотнести наказание со степенью чувствительности преступника. «Люди даже одного сословия столь же различны относи­тельно сей чувствительности, сколь и люди различных сословий»87.

Предупредительное свойство наказания «сработает» только тогда, когда наказание неизбежно, всенародно и следует как можно скорее после содеянного.

Ничто так не будет удерживать виновного от преступления, счи­тал П. И. Пестель, как уверенность в неизбежности наказания. «Вот причина, почему никогда не должны быть преступники прощены, тем более что такое прощение имеет два пагубных последствия: во-первых, то, что возбуждая надежду на ненаказанность, уничтожает сильней­шую преграду нарушению законов, а, во-вторых, то, что таковым при-

85            Восстание декабристов. Документы. Т. 7. М., 1958. С. 285.

86            Там же. С. 287

87            Там же.

29

мерой   дает   совершающемуся   наказанию   вид   пристрастия   и   злобы, а не правосудия»   .

По мнению П. И. Пестеля, публичность наказания усиливает его воздействие как на виновного, так и на окружающих лиц.

Наказание должно сразу следовать за преступлением, за исклю­чением времени, необходимого для точного и правильного судопроизвод­ства. Это требование, как полагал автор законопроекта, заключает в себе два положительных момента: не дает охладеть в согражданах чувству ненависти к преступнику и, следовательно, правительство может осуществить истинное правосудие; соединяет понятие преступ­ления с понятием наказания. Последнее выступает следствием деяния виновного, а не произведением власти правительства. «В противном же случае возбуждает страдание преступника сожаление и милосердие и действует на умы не... как наказание, но только как зрелище. Для сего должны быть Законы милосерды, а судьи непреклонны и только справедливы»89.

Реалистически подходил к решению проблемы наказания Ф. М. Дос­тоевский. Об этом свидетельствуют не только его статьи, посвященные разработке в конце 50-х годов «Основных положений судопроизводства и судоустройства», но и многие художественные произведения и в первую очередь роман «Записки из мертвого дома» — итог четырех­летнего пребывания писателя в Омском остроге90.

Страстный обличитель социальной несправедливости, Ф. М. Достоев­ский, в начале своего творчества находившийся под влиянием идей В. Г. Белинского и социалистов-утопистов 40-х годов, пережил сложный процесс перерождения убеждений.

Стихийный демократизм, любовь к Родине и народу ужива­лись у него с бессмысленной апелляцией к «верхам», с реакцион­ной идеализацией прогнившей царской монархии и православной церкви. Поэтому нельзя ставить знак равенства между литературным творчеством писателя, с одной стороны, и его политической и рели­гиозной философией — с другой. Отражая в свои* романах и повестях сложность исторической жизни и ее противоречивость, Ф. М. Достоевский как философ, публицист и моралист нередко исходил из предвзятых, далеких от реальной жизни идей и позиций. Более того, порой эти воззрения вторгались в саму ткань его художественных произведений, где гениальные открытия, способность угадывать социальную правду соседствовали с реакционными идеалистическими схемами.

Ф. М. Достоевский проник в суть таких явлений, как причины социальной несправедливости, рождение идеи преступного поведения, психология преступника, психологическая сторона вины; наследие писателя обогащает представления о причинах преступности, наводит на раз­мышления об оценке раскаяния, о целях наказания и путях совер­шенствования практики его применения.

Ф. М. Достоевский реалистичен. «Записки из мертвого дома» поражают своей достоверностью. Проблема наказания в романе рассматривается в связи с преступлением, при этом выделяются два

88            Восстание декабристов. Документы  Т. 7. М., 1958. С. 286.

89            Там же. С. 287.

90            Литературно-художественный анализ романа см., например: Фридлендер Г. М.

Совершенно новый мир, до сих пор неведомый.. //Достоевский Ф. М. Записки из

мертвого дома. М., 1983. С. 5—19.

30

его аспекта: соответствие наказания содеянному и наказание без преступления (наказание преступника и жертвы неправого суда).

«... Преступление нельзя сравнять одно с другим, даже приблизи­тельно. Например: и тот и другой убили человека; взвешены обстоя­тельства обоих дел; и по тому и по другому делу выходит, почти одно наказание. А между тем посмотрите, какая разница в преступлениях. Один, например, зарезал человека так,за ничто, за луковицу... А дру­гой убил, защищая от сладострастного тирана честь невесты, сестры, дочери. Один убил, защищая свою свободу, жизнь, нередко умирая от голодной смерти; а другой режет маленьких детей из удовольствия резать...»91.

Несмотря на существенную разницу, наказание одинаково: преступники попадают на одну и ту же каторгу. Небольшие варианты в сроках на­казаний не снимают проблему: в одном месте оказываются лица с различной степенью нравственной запущенности. «Вот, например, человек образованный, с развитой совестью, с сознанием, сердцем. Одна боль собственного его сердца, прежде всяких наказаний, убьет его своими муками. Он сам себя осудит за свое преступление беспо­щаднее, безжалостнее самого грозного закона. А вот рядом с ним другой, который даже и не подумает ни разу о совершенном им убийст­ве, во всю каторгу»92.

Писатель понимал: остроги и система насильственных работ не исправляют преступника, они только его наказывают и защищают общество от дальнейших посягательств виновного; в преступнике же вызывают лишь ненависть. Более того, в остроге, на каторге у него появляются такие преступные свойства, о которых он прежде и не имел понятия.

Ущербность в такой системе отбывания наказания Ф. М. Достоевский видел, кроме лишения свободы, во-первых, в принудительном труде, выполняемом из-под палки: «каторжная работа несравненно мучитель­нее всякой вольной именно тем, что вынужденная», во-вторых, в вы­нужденном общем сожительстве: «... в острог-то приходят такие люди, что не всякому хотелось бы сживаться с ними...» Но при этом он выступал и против келейной системы организации отбывания наказа­ния. «...Я твердо убежден, что знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, энервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом нравственно иссохшую мумию представляет как образец исправления и раскаяния »93.

Ф. М. Достоевский разоблачал вопиющую безнравственность телес­ных наказаний, преследующих цель устрашения преступников. По сущест­ву, они таили в себе большее социальное зло, чем те преступления, за которые применялись. «Палки, как барабанная дробь, как молния, разом, вдруг, низвергаются на его спину, и бедняк с криком упадает, как подкошенный, как сраженный пулей...»94. В лазаретах, утверждал писатель, зачастую лечат лишь для того, чтобы потом опять подверг­нуть человека новому неотвратимому и еще более жестокому нака­занию. Подвергавшийся такому бичеванию, как правило, был обре­чен на медленную смерть. Шпицрутены фактически были способом казни.

91            Достоевский Ф. М. Записки из мертвого дома. М.,  1983.  С. 66—67.

92            Там же.

93            Там же. С. 34

94            Там же. С. 196.

31

И, как ни странно, люди привыкали к подобным наказаниям. Ф. М. Достоевский это показал на примере «крещенного калмыка Александра». «Многократно битый как-то укрепляется духом и спиной и смотрит, наконец, на наказание скептически, почти как на малое неудобство, и уже не боится его»95. Александра били с детства, с того дня, как себя помнить начал, каждый день по нескольку раз. Не бил, кто не хотел. Так и привык к наказаниям. Он даже сам был склонен считать, что четыре тысячи ударов выдержал лишь потому, что «сыз-детства под плетью рос». Однако это никак не повлияло на Александра: как воровал, так и продолжал воровать. Его ловили, наказывали и все повторялось снова.

Гневно осуждая телесные наказания, Ф. М. Достоевский предосте­регал: кто испытал власть и полную возможность унизить другого, тот уже не властен в своих ощущениях. Кровь и власть пьянят; уму и чувству становятся доступны самые ненормальные проявления. Человек и гражданин гибнет в страхе навсегда, а возврат к человеческому достоин­ству, раскаянию, возрождению становится для него почти невозмож­ным.

Общество, равнодушно смотрящее на такое явление, само заражено в своем основании. «Одним словом, право телесного наказания, дан­ное одному над другим, есть одна из язв общества, есть одно из самых сильных средств для уничтожения в нем всякого зародыша, всякой попытки гражданственности и полное основание к непременному и неотразимому его разложению»96.

Господствовавшей системе наказаний, основанной на страхе, угрозах причинения человеку физических и нравственных страданий, Ф. М. До­стоевский противопоставлял свои гуманистические идеи — доверие к арестанту, человеческое отношение к нему, веру в его исправление и нравственное возрождение.

Великий художник слова Л. Н. Толстой на протяжении почти всей своей жизни сталкивался с судом и его деятельностью, изучал военно-уголовное законодательство. Он гневно протестовал против бессмыслен­ного и позорного телесного наказания, преследующего цель устрашения. Необходимо, считал писатель, снять клеймо «дикого истязания — сече­ния взрослых людей только потому, что они числятся в сословии крестьян». В статье «Стыдно» он вспоминал такой факт: офицеры семе­новского полка, будущие декабристы, отказались от применения телес­ных наказаний и добились в полку наилучшей дисциплины. «Надо не переставая кричать, вопить о том, что такое применение дикого, переставшего уже употребляться для детей, наказания к одному- из лучших сословий русских людей есть позор для всех тех, кто прямо или косвенно участвует в нем»97.

Не желая быть сторонним наблюдателем того, как власти расправля­лись с народом после революции 1905 г., когда смертная казнь стала обычным явлением, Л. Н. Толстой опубликовал воззвание «Не могу мол­чать», в котором утверждал, что эти злодеяния не устрашат русский народ.

В творческом наследии А. П. Чехова также много произведе­ний, посвященных теме наказания. Так, в рассказе «Дома» он осве-

95            Достоевский Ф. М. Указ, работа. С. 191.

96            Там же. С. 202.

Цит.   по:   Голяков   И,  Т.  Суд  и  законность  в  художественной  литературе. М., 1959. С. 206.

32

щает проблемы целей и эффективности наказания. Прокурор Бы­ковский, узнав, что его семилетний сын курит, пытался воздействовать на него мерами «правового» характера, внушая, что мальчик не имеет права брать чужой табак и что курить нехорошо. Но это не оказывает на ребенка никакого влияния. Прокурору «казалось странным и смеш­ным, что он, опытный правовед, полжизни упражнявшийся во всякого рода пресечениях, предупреждениях и наказаниях, решительно терялся и не знал, что сказать мальчику».

Перед сном отец рассказал мальчику импровизированную сказку,

моралью которой было: курить нехорошо. Такой конец самому Быковско­

му казался смешным и наивным, но на сына сказка произвела силь­

ное впечатление, его глаза подернулись печалью и чем-то похожим

на испуг; минуту он глядел задумчиво на темное окно, вздрогнул и

сказал упавшим голосом: «Не буду больше курить»98.          ,

На этом примере А. П. Чехов заставляет размышлять о целях каратель­ной деятельности. «Становясь на почву логики, современный педагог старается, чтобы ребенок воспринимал добрые начала не из страха, не из желания отличиться или получить награду, а сознательно»99.

В книге «Остров Сахалин» дана картина ссыльнокаторжных тюрем, каторжных работ, наказаний — розг, плетей, приковывания к тачке, казни. Описание телесных наказаний, смертной казни — скорбные, потрясающие страницы; лаконизм и простота изложения усиливает впечатление.

К вопросам наказания обращались и другие писатели, драматурги и поэты: И. А. Крылов, Н. В. Гоголь, Н. А. Некрасов, А. И. Герцен, А. В. Сухово-Кобылин, Н. А. Добролюбов, А. Н. Островский, М. Е. Сал­тыков-Щедрин, Н. Н. Злотовратский, В. Г. Короленко и др. Их творчест­во представляет большой интерес для юристов, в частности, для поз­нания феномена наказания и его целей.