§ 7. Вина (двойная форма вины)

Неоднородность психического отношения виновного к деянию и к последствиям, свойственная поставлению в опасность (когда деяние совершено умышленно), вынуж-

40                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          -

I

дает рассмотреть возражения против разграничения вины к деянию и к последствиям (двойной, смешанной или сложной формы вины, как ее называют разные авторы) вообще и в формальных составах в частности.

Хотя большинство советских криминалистов признает двойную форму вины, возражения оппонентов заслуживают внимания. Их анализ и оценка помогут лучше выяснить специфику рассматриваемых преступлений, их субъективной стороны. .

По мнению А. Б. Сахарова, разграничение вины озна: чает «разрыв между действиями лица и причиняемым ими вредным результатом, образующим в своем единстве общественно опасное посягательство. Для советского уголовного права действие вне причиненного им последствия столь же безразлично, как и последствие вне причинной связи с определенным действием виновного лица». А. Б. Сахаров далее указывает: «Именно потому, что характеризующая всякое преступление общественная опасность заключается в причинении действиями лица того или иного ущерба интересам социалистического государства, советского общества, закон и теория конструируют каждую из возможных форм вины — умысел и неосторожность как определенное отношение лица к общественно опасному характеру последствий своих действий». Наконец, к разграничению вины к действию и вины к последствиям судебная практика, по мнению А. Б. Сахарова, не прибегает и, следовательно, в этом не нуждается.75

Такого же мнения придерживается Н. Ф. Кузнецова. «Утверждения о двойной вине в пределах одного состава,— пишет Н. Ф. Кузнецова,— являются искусственными и на практике способны внести путаницу в квалификацию преступлений. В самом деле, мыслимо ли неосторожно причинить умышленный ущерб или, наоборот, умышленно причинить неосторожный ущерб? Достаточно только поставить такой вопрос, как становится очевидной его несуразность». Называя составы нарушений правил безопасности труда и нарушений правил безопасности движения транспорта, составы, которые и нас интересуют, Н. Ф. Кузнецова говорит, что «^практически для квалификации указанных преступлений установление вины раздельно в отношении действия ^результата ничего не дает». И далее: «В судебной практике нельзя встретить дел,, в которых судьи констатировали бы одну форму ви-

41

ны в отношении действий и другую — в отношении последствий этих действий».76

Утверждение о том, что закон конструирует каждую из возможных форм вины лишь как определенное отношение к общественно опасным последствиям, не соответствует определению умысла действующим законом. Статья 8 Основ уголовного законодательства (ст. 8 УК) говорит, что «преступление признается совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидело его общественно опасные послед-' ствия и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий». В. приведенном определении законодатель говорит как о психическом отношении лица к своим деяниям, так и о его отношении к-последствиям.

Хотя, как видно, один из аргументов А. Б. Сахарова не соответствует действующему закону, он все же заслуживает внимания. Ранее действовавший закон (ст. 6 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года), который имеет в виду А. Б. Сахаров, в определении умысла действительно говорил лишь о психическом отношении деятеля к общественно опасным последствиям своих действий, признавая действующими умышленно лиц, которые «предвидели общественно опасный характер последствий -своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление».

Дело, однако, не в этом. Изменение формулировки умысла не связано с какой-либо позицией законодателя в отношении разграничения вины к деянию и последствиям. В новой формулировке умысла законодатель признал необходимым элементом этой формы вины осознание деятелем общественной опасности совершаемого им деяния. Другое дело неосторожная вина, имеющая место, если лицо «предвидело опасность наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, но легкомысленно рассчитывало на их предотвращение, либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть» (ст. 9 Основ уголовного законодательства, ст. 9 УК). Сознание общественной опасности деяния обычно не свойст-' венно неосторожной вине. И если при преступном легкомыслии виновный и сознает такую опасность, то в соот-

42                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                '                                                                                                                                                                                ■

ветствии с законом это не влияет на оценку вины как неосторожной.

Наличие или отсутствие в формулировках умысла и неосторожности указаний на определенное психическое отношение виновного к совершаемым им общественно опасным деяниям связано лишь с тем, признается ли оно элементом данной формы вины, и не может служить аргументом ни в пользу двойной формы вины, ни наоборот.

Уже ссылаясь на действующий закон, другие авторы отрицание двойной формы вины аргументируют тем, что она противоречит законодательной конструкции умысла и неосторожности и потому не основана на законе.77

Как отмечает П. С. Дагель, двойная форма вины, «не подпадая полностью под определение умысла и неосторожности, находится в рамках виновного совершения общественно опасного деяния. Она построена на сочетании признаков умысла и неосторожности и не выходит за рамки этих признаков. Поэтому ее существование исключается действующим законодательством, признание ее не противоречит закону».78

В разграничении вины к деянию и к последствиям А. Б. Сахаров усматривает разрыв единого психического процесса между действиями лица и причиняемым ими результатом. Но это лишь кажущийся разрыв. Анализируя понятие, мы расчленяем его на составные части, памятуя об их единстве. Иначе, и это общеизвестно, нельзя понять явление. Уясняя понятие конкретного состава преступления, мы выделяем в нем признаки, характеризующие объект, объективную сторону и т. д. Но это не означает, что мы разрываем состав данного преступления. Уяснение части — путь к пониманию целого. Различая в одном составе вину к деянию и к последствиям, мы не перестаем оценивать их как признаки, характеризующие субъективную сторону состава в целом. Как отмечается в литературе, А. Б. Сахаровым не учитывается, что «единое психическое отношение, составляющее содержание вины, может быть неоднородным по отношению к деянию и к последствиям, а это и является основанием для конструирования смешанной формы вины».79

Лишены основания и ссылки А. Б. Сахарова и Н. Ф. Кузнецовой на то, что судебная практика не прибегает к разграничению вины к деянию и к последствиям. Напротив, она прибегала к этому задолго до приня-

43

тия Пленумом Верховного Суда СССР Постановления № 2 от 9 апреля 1965 г., в котором было записано: «разъяснить судам, что в автотранспортных преступлениях отношение виновного к нарушению правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств может выражаться как в форме умысла, так и в форме неосторожности, а к наступившим последствиям — только в форме неосторожности» (п. 2) .80 По делу Егоровой, например, в 1946 г. Пленум Верховного Суда СССР, подвергнув детальному анализу субъективную сторону совершенного ею преступления методом разграничения вины к действию и вины к последствиям, указал, что «Егорова, нанося умышленно удар мальчику, вместе с тем по неосторожности причинила ему опасное для жизни телесное повреждение, повлекшее в дальнейшем его гибель».81 Пленум признал неправильной квалификацию действий Егоровой как умышленного тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть, указав, что здесь имело место неосторожное убийство. По другому делу Пленум Верховного Суда СССР отметил: «Горбунов нанес удар в ногу умышленно, а к последствиям своих действий отнесся неосторожно».82

Разграничение вины к деянию и к последствиям не только не вносит путаницы в судебную практику, как считает Н. Ф. Кузнецова, а, наоборот, помогает в решении конкретных дел. Н. Ф. Кузнецова правильно говорит о несуразности постановки вопроса о неосторожном причинении умышленного ущерба. Однако здесь имеет место неудачная постановка вопроса. Из разграничения вины к деянию и к последствиям никак не вытекает возможность неосторожного причинения умышленного ущерба, ибо очевидно, что тот, кто действует неосторожно, может относиться к последствиям не более, как неосторожно.

Что касается выражения «умышленно причинить неосторожный ущерб» (Н. Ф. Кузнецова), то оно нуждается лишь в редакционной правке. Следует говорить о «неосторожном ущербе, причиненном умышленным действием». И это будет означать, что виновный сознавал, что он делает, но не предвидел, хотя должен был и мог предвидеть, наступления последствий или предвидел возможность наступления общественно опасных последствий, но легкомысленно рассчитывал на их предотвращение.

И в этом уже нет несуразности. А. знает, что, выезжая

44                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                         '   '      '                                                                                                                                                                                                                                                                                                          ■   ••    ■

на нерегулируемый й не просматриваемый перекрёсток, следует вначале убедиться в том, что нет транспорта, следующего наперерез. Однако А., не сделав этого, выезжает на перекресток и сталкивается с машиной. А. сознательно нарушил правила движения и в этой части действовал умышленно, но его отношение к результату было неосторожным.

Основным аргументом Г. Кригера против двойной формы вины является то, что она якобы «оставляет без ответа важнейший вопрос —■ умышленным или неосторожным при смешанной форме вины следует считать в целом совершенное преступление».83 Сторонники двойной формы вины действительно не отвечают на этот вопрос, но лишь потому, что не ставят его перед собой, между тем его решение не является трудной задачей.

В преступлениях с материальным составом (именно по отношению к таким преступлениям закон конструирует умысел и неосторожность) преступление является умышленным или неосторожным в зависимости от психического отношения субъекта к последствиям. Это в равной мере относится и к тем преступлениям с формальным составом, элементом которых является возможность наступления последствий.

Другое дело составы преступлений с квалифицирующими обстоятельствами. Но и,здесь квалификация их как умышленных или неосторожных не вызывает затруднений. Если умышленным является преступление, сформулированное в родовом составе, то таким же будет и преступление, сформулированное в специальном (видовом) составе, хотя бы по отношению к квалифицирующему обстоятельству требовалась неосторожная вина. Иначе быть не может. Если преступление, сформулированное в родовом составе, является умышленным, а в санкции видового состава предусмотрена повышенная ответственность ввиду наличия отягчающего — квалифицирующего обстоятельства, то преступление с таким дополнительным признаком никак не может быть неосторожным. Такими, в частности, умышленными преступлениями являются преступления, предусмотренные ч. 2 ст. 106 (108), ч. 2 ст. 96 (98), ч. 2 ст. 146 (149).84

Необходимость разграничения вины к деянию и к последствиям вытекает во всяком случае из факта наличия преступлений, опасных для жизни и здоровья, в частно-

45

сти поставленйя в опасность. Без такого разграничения здесь не обойтись. Оно необходимо для разграничения поставления в опасность и покушения на убийство или причинение телесных повреждений. Но дело не только в этом. Деяния, создающие конкретную опасность, при наличии неосторожности к ненаступившим последствиям могут быть умышленными или неосторожными. Ознакомление с законодательством показывает, что в одних случаях закон не различает, создана ли конкретная опасность умышленно или неосторожно,85, в других ■—• в зависимости от формы вины — конструирует отдельные составы создания такой опасности,86 в третьих случаях неосторожное создание конкретной опасности вовсе не считает преступлением.87 Возможны, следовательно, ненаказуемое неосторожное создание конкретной опасности при неосторожном отношении к ненаступившим последствиям, наказуемое неосторожное создание такой опасности при таком же отношении к последствиям и различная ответственность за умышленное и неосторожное создание конкретной опасности.88

При этих условиях разграничение вины к деянию и вины к последствиям приобретает большое практическое значение. Отказ от раздельного рассмотрения вины к деянию и вины к последствиям лишает возможности выяснить специфику преступлений, опасных для жизни и здоровья, отграничивать их от других преступлений. Что, например, означает указание, что нарушение техники безопасности с субъективной стороны может быть совершено как умышленно, так и неосторожно? 89 Будет ли иметь место этот состав при умышленном нарушении техники безопасности, соединенном с умыслом к последствиям, которые не наступили? Как следует, например, квалифицировать действия К-, который на почве ревности решил убить 3.? Работая запальщиком-, К- после производства отпалки не записал в отпалочную книгу невзо-рванный патрон и направил 3. бурить в той бурке, где находился этот патрон, не предупредив об опасности. Произошел взрыв, но 3. случайно не был убит.90 Наступает ли в таких случаях ответственность за поставление в опасность нарушением правил техники безопасности или за покушение на убийство? Критикуемая формулировка дает основания для любого решения и поэтому не обосновывает ни одного из них.

46                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           ■

Если без разграничения вины к деянию и вины к последствиям нельзя выяснить специфику хотя бы одной группы преступлений, в частности рассматриваемых, то одно это является достаточным аргументом в пользу такого разграничения.

Признавая существование двойной формы вины, отдельные авторы считают, однако, что ее нет в формальных составах, следовательно, и в анализируемых.91 Это мнение не учитывает того, что конструкция таких составов не едина. Одно дело формальные составы, элементом которых является возможность наступления последствий, другое — остальные преступления с формальным составом. Двойной вины нет лишь в последних, поскольку здесь наказуемо само деяние и вопрос о возможных последствиях не ставится. Когда же речь идет о формальных составах первой группы, то виновного совершения деяния недостаточно, необходимо, чтобы это деяние было таким, которое могло вызвать последствия, случайно не наступившие. По отношению к таким возможным последствиям необходимо выяснить субъективное отношение субъекта. Тем самым в этой группе преступлений с формальным составом, к числу которых относится и постав-ление в опасность, двойная форма вины существует.

Особенностью дискуссии о двойной форме вины является то, что ее противники, ранее отрицавшие разграничение вины к деянию и последствиям без каких-либо оговорок, в дальнейшем стали допускать исключения. Одни авторы признают двойную форму вины в составах, в которых деяние наряду с прямыми последствиями может вызвать еще и производные последствия, являющиеся квалифицирующим или только отягчающим обстоятельством.92 Другие дополняют к этим еще и составы, в которых говорится о возможности наступления последствий.93

Являются ли последствия производными и образуют квалифицирующее либо отягчающее обстоятельство" или они включены в элементы основного состава преступления — вопрос технико-юридический, хотя и связанный с той или иной оценкой степени опасности содеянного, отраженного в характеристике состава. Так, например, ст. 146 (149), ныне предусматривающая в ч. 1 ответственность за умышленное уничтожение личного имущества граждан, причинившее «значительный ущерб потерпевше-

.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          47

му», а в ч. 2 — те же действия, если они повлекли «человеческие жертвы или иные тяжкие последствия», может быть сформулирована таким образом, что названные последствия будут объединены в рамках одного состава. Согласно взглядам противников двойной формы вины, допускающих, однако, вину при наличии производных последствий, разграничение вины к деянию и последствиям при предположительном объединении указанных частей закона уже невозможно, так как последствия в таком случае не будут носить характер производных.

Если, далее, допустима двойная форма вины в составах, где говорится о возможности наступления последствий, то почему она не допустима в составах, где говорится о наступивших последствиях?

Исключения, допускаемые противниками двойной формы вины, свидетельствуют о необходимости разграничения вины к деянию и последствиям (наступившим или возможным) во всех случаях.94

Такое разграничение является незаменимым методом изучения субъективной стороны преступления, который не относится к области законодательного регламентирования. Если такой метод изучения способствует лучшему познанию, то его следует сохранить и распространить. Криминалисты пользуются им, что не мешает, а помогает науке и судебной практике.

Признание необходимости разграничения вины к деянию и к его последствиям вовсе не означает, что оно должно проводиться в каждом случае.

Очевидно, что если у виновного был умысел, например на лишение потерпевшего жизни, то и действия, которые он совершил ради этого результата, были умышленными. Если же отношение к смерти было неосторожным, то вопрос о том, наступила ли она от умышленных или неосторожных действий, законодатель в большинстве случаев не связывает с квалификацией. Однако квалификацией инкриминируемых виновному действий еще далеко не исчерпывается их правовая оценка, ибо, назначая наказание в пределах, установленных законом, по которому квалифицировано преступное поведение, «суд, руководствуясь социалистическим правосознанием, учитывает характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность» (ст. 93 Ос-

48

нов уголовного законодательства, ст. 36 УК). Как отмечается1 в литературе, «кроме установления психического отношения лица" к последствиям его деятельности, что необходимо для признания наличия или отсутствия состава определенного преступления, судебные органы заинтересованы в установлении психического отношения лица к самому действию, ибо действие является причиной результата. Установление психического отношения лица, к самому действию помогает определению степени виновности лица, что обеспечивает в свою очередь индивидуализацию наказания».95