1. Дельфийские боги

[53] Согласно мифологии, Зевс наделил каждое существо соответствующей мерой и разумными пределами: господство над миром совпадает, таким образом, с четко определенной и измеримой гармонией, которая нашла выражение в четырех изречениях, высеченных на стенах Дельфийского храма: «Самое правильное есть самое красивое», «Соблюдай предел», «Ненавидь hybris (дерзость)», «Ничего лишнего». На этих правилах основано чувство Красоты у греков, в полном соответствии с видением мира, где порядок и гармония воспринимаются как нечто, определяющее границы «зияющего Хаоса», из чрева которого, согласно Гесиоду, возникло мироздание. Такому видению мира покровительствует Аполлон, чье изображение в окружении Муз мы находим на западном фронтоне Дельфийского храма.

[55] Но на противоположном, восточном, фронтоне того же храма (восходящего к IV в. до н. э.) изображен Дионис, бог хаоса и безудержного нарушения всяческих правил. Такое сосуществование двух божеств-антиподов не случайно, хотя объяснение ему было дано лишь в новейшую эпоху, у Ницше. В общих чертах оно отражает постоянно существующую и периодически реализующуюся возможность вторжения хаоса в прекрасную гармонию. В более узком смысле здесь отражаются некоторые существенные антитезы, не объясненные в рамках греческой концепции Красоты, которая оказывается намного сложнее и проблематичнее упрощенных трактовок, предлагаемых классической традицией. Во-первых, это антитеза Красоты и чувственного восприятия. Если допустить, что Красота воспринимается органами чувств — хотя и не полностью, поскольку не все в ней облечено в чувственные формы, — [56] возникает опасный зазор между Видимостью и Красотой. Художники будут стремиться минимизировать этот зазор, однако такой философ, как Гераклит, растянет его до предела, заявив, что гармоничная Красота мира проявляется как случайный беспорядок. Во-вторых, это антитеза звука и зрительного образа, двух чувственно воспринимаемых форм, находившихся в особой чести у греков (вероятно, потому, что, в отличие от обоняния и вкуса, их можно свести к мере и числу). Хотя способность выражать душу признается только за музыкой, определение «красивый», «прекрасный» (Kalori), то есть «то, что нравится и привлекает», оказывается приложимо исключительно к зримым формам. Беспорядок и музыка составляют, таким образом, «теневую сторону» аполлонической Красоты, зримой и гармоничной, и, следовательно, принадлежат к сфере влияния Диониса. Различие это нетрудно понять, если учесть, что статуя должна была воплощать «идею» (а следовательно, предполагала умиротворенное созерцание), музыка же воспринималась как нечто будоражащее страсти.

[53] Согласно мифологии, Зевс наделил каждое существо соответствующей мерой и разумными пределами: господство над миром совпадает, таким образом, с четко определенной и измеримой гармонией, которая нашла выражение в четырех изречениях, высеченных на стенах Дельфийского храма: «Самое правильное есть самое красивое», «Соблюдай предел», «Ненавидь hybris (дерзость)», «Ничего лишнего». На этих правилах основано чувство Красоты у греков, в полном соответствии с видением мира, где порядок и гармония воспринимаются как нечто, определяющее границы «зияющего Хаоса», из чрева которого, согласно Гесиоду, возникло мироздание. Такому видению мира покровительствует Аполлон, чье изображение в окружении Муз мы находим на западном фронтоне Дельфийского храма.

[55] Но на противоположном, восточном, фронтоне того же храма (восходящего к IV в. до н. э.) изображен Дионис, бог хаоса и безудержного нарушения всяческих правил. Такое сосуществование двух божеств-антиподов не случайно, хотя объяснение ему было дано лишь в новейшую эпоху, у Ницше. В общих чертах оно отражает постоянно существующую и периодически реализующуюся возможность вторжения хаоса в прекрасную гармонию. В более узком смысле здесь отражаются некоторые существенные антитезы, не объясненные в рамках греческой концепции Красоты, которая оказывается намного сложнее и проблематичнее упрощенных трактовок, предлагаемых классической традицией. Во-первых, это антитеза Красоты и чувственного восприятия. Если допустить, что Красота воспринимается органами чувств — хотя и не полностью, поскольку не все в ней облечено в чувственные формы, — [56] возникает опасный зазор между Видимостью и Красотой. Художники будут стремиться минимизировать этот зазор, однако такой философ, как Гераклит, растянет его до предела, заявив, что гармоничная Красота мира проявляется как случайный беспорядок. Во-вторых, это антитеза звука и зрительного образа, двух чувственно воспринимаемых форм, находившихся в особой чести у греков (вероятно, потому, что, в отличие от обоняния и вкуса, их можно свести к мере и числу). Хотя способность выражать душу признается только за музыкой, определение «красивый», «прекрасный» (Kalori), то есть «то, что нравится и привлекает», оказывается приложимо исключительно к зримым формам. Беспорядок и музыка составляют, таким образом, «теневую сторону» аполлонической Красоты, зримой и гармоничной, и, следовательно, принадлежат к сфере влияния Диониса. Различие это нетрудно понять, если учесть, что статуя должна была воплощать «идею» (а следовательно, предполагала умиротворенное созерцание), музыка же воспринималась как нечто будоражащее страсти.