КРИМИНАЛЬНОЕ «НЕ-Я»

Та реалия, которую еще до Фрейда часто определяли как «не-Я», представляет собой особую психическую данность, пребывающую за порогом индивидуального сознания, вне пределов досягаемости нормативно-регулятивних усилий рассудка и разума. Своей верхней границей «не-Я» соприкасается с индивидуальным «Я» как самосознающей целостностью. Что же касается его нижнего предела, то он, как таковой, у него попросту отсутствует и «не-Я» можно сравнить с бездонным колодцем, сообщающимся с архаическими глубинами стихийного бытия. «Попытайтесь мысленно наклониться над чужой душой, — писал Л. Шестов, — вы ничего не увидите, кроме пустоты, огромной, черной бездны, и в результате испытаете головокружение». Аналогичное чувство можно испытать и при попытке заглянуть в глубины собственного «не-Я». Там, в бездне этого «колодца» таятся темные страхи, неконтролируемые влечения, дикие фантазии, пугающие образы и еще многое из того, что невыразимо словами, не укладывается ни в какие рациональные модели и логические схемы, не поддается объяснениям и потому кажется чуждым, чужим, не своим. Отсюда наиболее распространенные формы отношения «Я» к «не-Я» — незнание, непонимание и недоумение.

Двоение внутреннего мира на «Я» и «не-Я» — один из самых драматических сюжетов человеческого бытия. Именно здесь, между полюсами этой антитезы рождались и по сей день рождаются самые крупные и страшные экзистенциальные трагедии, запечатленные всей многовековой историей мировой культуры — религиями, искусством, философией.

Позывы к преступлению могут исходить из обеих сфер, то есть и от «Я», и от «не-Я». В первом случае они выглядят как сознательные мотивы, во втором — как бессознательные психические импульсы агрессивно-оборонительного характера. Последние далеко не всегда доводятся до сознания индивида и могут быть не ясны ему самому в силу их значительного отличия от рациональных, отчетливо сознаваемых мотивов. Он может с удивлением обнаружить их в себе, и у него будут все основания для того, чтобы не считать их принадлежностью своего «Я» из-за их очевидной чужеродности.

Подобные коллизии обнаруживают, что преступники зачастую сами не в полной мере понимают, что толкнуло их на пре-

ступление. Между «Я» и «не-Я» оказывается барьер, за который разум не в состоянии проникнуть.

Чаще всего «не-Я» выступает как темный двойник человеческого «Я», как его тайная, повсюду за ним следующая тень, обладающая агрессивными наклонностями, способная провоцировать человека на проступки и преступления. В глубинах «не-Я» дремлет память о диком, первобытном прошлом, и для этой дремлющей энергии наиболее предпочтительными формами разрядки являются борьба, насилие и разрушение. То есть «не-Я» способно перехватывать инициативу «Я» и навязывать ему свою линию поведения.

Французский исследователь Э. Морен посвятил способности человека сочетать в своих действиях разумность и неразумие отдельное исследование, в котором выделяются две основные ипостаси человеческого существа. Первая — это «человек разумный», то есть способный к самоконтролю, сомнению, организованности, конструктивному осуществлению начатых дел. Вторая — «человек неразумный», не имеющий самосознания, не способный к самоконтролю, безрассудный, деструктивный, одержимый химерами, не отличающий воображаемое от реального. И обе эти ипостаси неотрывны одна от другой, взаимопроникают друг в друга. В итоге, замечает Э. Морен, можно говорить, что «человек по своей сути — мудрец-безумец. Человеческая истина допускает ошибку. Человеческий порядок допускает беспорядок»'. Что же касается развития цивилизации и культуры, которое, несмотря ни на что, все же реально существует, то оно идет и вопреки и благодаря проявлениям человеческрй неразумности и порождаемым ею ошибкам и беспорядку.