§ 3. АНТРОПОЛОГ-ЮРИСТ Н. А. НЕКЛЮДОВ

Хронологически Неклюдова можно назвать предшественником антропологического направления в криминологии, так как еще за 11 лет до выхода в свет книги Ломіброзо «Преступный человек» с большой силой подчеркнул доминирующее влияние на преступность «индивидуальных факторов». Однако, в противоположность Ч. Ломброзо, он не считал, что преступники отличаются какими-то осо-быми, только им присущими психофизическими чертами, а утверждал, что основной «космополитической» причиной преступности является возраст. Никаких суждений о неисправимости преступников он не высказывал, а в средствах борьбы с ними расходился с главой антропологической школы. В дальнейшем, когда из умеренного либерала Н. Неклюдов, напуганный размахом освободительного движения, становится крайним реакционером, его научные взгляды также приобретают все более и более реакционный характер, особенно в области борьбы с преступностью.

Н. А. Неклюдов (1840—1896) - - профессор уголовного права Петербургской военно-юридической академии, вначале был «горячим приверженцем нового суда и либеральных идей эпохи реформ. Но когда стали брать верх реакционные течения, он резко переменил направление и в 1884 г. по нашумевшему тогда делу Мельницких яростно выступал против суда присяжных и адвокатуры, возмущая «скандальными» оправдательными приговорами присяжных и требуя суровых мер против защиты, в своих речах попирающей «законы морали и общественного строя»3.

Вполне понятно, что, придерживаясь подобных политических взглядов, Н. Неклюдов как ученый предвосхищает некоторые из главных положений «уголовно-антропологической школы»4.

3              Энциклопедический словарь «Гранат», т. 30, с. 111—112.

4              Неклюдов  Н.  А.  Уголовно-статистические  этюды.  Спб., 1865;   Энциклопе

дический словарь Брокгауза Ф. и Эфрона И., т. 40. Спб., 1897, с. 866.

158

 

Однако в чем именно выражалось такое «предвосхищение» и что конкретно он «предвещал», об этом не сказано ни слова. Остановимся на данном вопросе более подробно. Наибольший интерес для нас представляет его работа «Уголовно-статистические этюды». Эта книга была представлена для получения степени магистра уголовного права, она имела характерный подзаголовок, являющийся как бы лейтмотивом всего сочинения: «Статистический опыт исследования физиологического значения различных возрастов человеческого организма по отношению к преступлению».

Отметим, что «исследование» вызвало широкий отклик в самых различных общественных кругах того времени. Сначала Неклюдов критикует «умозрительные» построения классической школы, а также «фатализм цифр» А. Кетле, ставит важнейший вопрос криминологии — об основной причине преступности. Основываясь на обширном статистическом материале зарубежных стран (Франции, Англии, Бельгии и др.) о возрасте преступников, как в целом по всем уголовным нарушениям, так и по отдельным преступлениям, он приходит к выводу, что, поскольку во всех государствах распределение преступников по возрасту почти одинаково, постольку «возраст есть условие постоянное, от которого прямо зависит то или другое количество преступников». Полностью отвлекаясь от социально-экономических условий, Н. Неклюдов придает исключительное значение возрасту, который с его точки зрения предопределяет: «...развитие или ослабление... сил физических, развитие или ослабление сил умственных и особое положение лица как члена общества»5.

Получается явная нелепость - - возраст сам по себе превращает человека в преступника и создает человеку особое положение в обществе независимо от того, кто этот человек — помещик-дворянин, крестьянин-бедняк или купец-фабрикант. Критикуя А. Кетле, Н. Неклюдов, сам не замечая, попадает в плен «теории среднего человека» того же А. Кетле, который, игнорируя классовые различия, считал вполне допустимым для вычисления такой «средней» складывать вместе буржуа и пролетария. Едва ли можно допустить, что в 60-х годах прошлого века, когда Н. Неклюдов, будучи умеренным либералом, писал свое сочинение, он умышленно скрывал за основной, на его взгляд, причиной преступности — возрастом — резкие имущественные и сословные различия преступников. Но, с другой стороны, не следует забывать и того, что в это же время вышли в свет работы П. Ткачева и М. Филиппова, сумевшие при объяснении причин 'преступности подойти наиболее близко к марксистско-ленинскому пониманию этого вопроса. Едва ли Н. Неклюдов не читал этих работ, авторы которых, примыкая к революционно-демократическому на-

5 Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 50.

159

 

правлению, являлись его политическими противниками6. Классовое чутье крайне умеренного буржуа-либерала, в дальнейшем ярого реакционера, ограниченность мировоззрения буржуазного ученого подсказали ему «опасность» останавливаться на имущественном и правовом положении преступников или, если оно слишком било в глаза, говорить об этом вскользь, считая, что соответствующий возраст при правильном направлении «умственных и физических сил» дает всегда «человеку» возможность занять «приличное положение в обществе». Поэтому он и приходит к «решающему» выводу о том, что «возраст есть общая, постоянная, космополитическая причина или условие преступности, и его законам подчинено количество преступлений различных стран»7.

Подтверждая свой вывод обширным статистическим материалом, Н. Неклюдов пишет: «Ежели мы видим, что везде и повсюду возраст, например от 21—40 лет, заключает в себе наибольшее, а возраст от 60—-100 -- наименьшее количество преступников, то мы заключаем, что возраст есть условие постоянное, т. е. что то или другое количество преступников находится в прямой зависимости от того или другого возраста вообще».

Удивительно то, что он не только игнорирует социально-экономическую природу преступлений, что в первую очередь объясняется соображениями чисто политического порядка, но совершенно не учитывает политических, юридических, хозяйственных и культурных различий отдельных государств. Возраст — вот основная, на его взгляд, причина преступности, действующая с одинаковой силой на всех людей независимо от того, в каком государстве они живут и к какому классу населения принадлежат.

«Чтобы не утомлять лишними таблицами... я ограничусь только одной Францией, на что выведенный мной закон одинаковости относительного влияния различных возрастов на количество преступников, несмотря на различие государств, дает мне полное право» 8.

Отсюда, встав на позиции Н. Неклюдова, приходится констатировать, что корни преступности лежат не в самой структуре антагонистического общества, а в индивидуальных свойствах преступника, конкретно в его возрасте, который сам по себе, независимо от социальных и экономических условий, является основной причиной преступности. Следовательно, преступность есть вечная, естественная и неустранимая категория, в которой данный общественный строй не повинен. Нетрудно увидеть, что подобные выводы, вытекающие из существа работы Неклюдова, дела-

6              Любопытно, что вышедшая в свет всего лишь на   два года   раньше    труда

Неклюдова работа Ткачева  (1863)  почти совпадала по заглавию с этим тру

дом.  Ткачев   озаглавил  свою  работу — «Статистические этюды.  Опыт  разра

ботки   русской   уголовной   статистики»,   а   Неклюдов — «Уголовно-статистиче

ские этюды».

7              Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 50.

8              Там же, с. 52.

160

 

ЮТ      ЄГО      ПрЄДШЄСТВЄННИКОМ        Таблица 55

антропологического  направ-     Количество в каждом возрасте'

-,   ттг-^гг^пиг-.™   ГТГ-.ОПО   ІІ      преступников различного рода ления в уголовном праве и     ^ ^т Ж1?телей своег£      астп*

 

 

Преступлен

ИЯ

Возраст

политические

ПрО ГИБ

личности

против собственности

До 16 лет

0

0,05

0,5

16—21

0,07

4,2

18

21—25

0,17

5

17

25—30

0,28

8

19

30—35

0,27

6

16

35—40

0,19

4,7

13

40—45

0,23

4,2

11

45—50

0,13

3

9

50—55

0,06

1,8

>-г

55—60

0,07

2

5

60—65

0,08

1,7

2,7

65—70

0,03

1,1

2,4

70—80

0,09

0,5

1

80—100

0

0,2

0,2

•Неклюдов   H. A    Уголовно-статистические этю. до. Спб.,  1885,  с. 87.

криминологии. Надо подчеркнуть, что Неклюдов не был последователен в своих утверждениях и нередко противоречил сам себе, говоря, например, о возможности влияния на преступность «уголовной политики государства, действующей на внешние условия преступлений»9. Но об этом после, а сейчас посмотрим, как Неклюдов трактовал возраст в качестве основной причины не только преступности вообще, но и отдельных конкретных видов преступлений в частности. В подтверждение этих положений он приводит данные французской уголовной статистики за 1852—1860 гг., на

основе которых вычисляет возрастные коэффициенты преступности, т. е. отношение осужденных на 100 тыс. жителей соответствующего возраста по отдельным видам преступлений. Для ясности приведем выборку из его таблицы (табл. 55).

Комментируя приведенную таблицу, Н. Неклюдов делает вывод, что во французе развивается ранее всего наклонность к преступлениям против собственности, затем «к преступлениям против плоти», потом к преступлениям против личности, позднее к преступлениям политическим.

Далее даются такие пояснения в отношении каждого возраста.

«Человек до 16 лет, бессильный для труда, поддерживает свою жизнь кражей... возраст от 21—25 лет есть период кипучей жизни... силы организма находятся в сильном брожении - - отсюда преступления против личности... Возраст от 25—30 лет есть возраст не только жизни чувств, но и жизни рассудка, лицо входит в общественную жизнь... как существо мыслящее... А преступления политические, как известно, требуют не только энергии, но и умственного развития и знания общественного быта...» 10.

Приходится удивляться такому объяснению причин отдельных категорий преступлений во Франции. Н. Неклюдов совершенно не касается экономического положения широких трудящихся масс

9              Там же

10            Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 90, 92.

161

 

во Франции, бездарной политики Наполеона III и других подобных вопросов. Весь упор делается только на возраст. Не приводя других многочисленных таблиц и их толкования все в том же аспекте: «Грабеж, например, свойствен молодым возрастам, ибо требует большой физической силы», а «взятки преобладают в пожилом возрасте, так как обусловлены служебной и при том зрелой деятельностью», посмотрим, что же предлагает Неклюдов для борьбы с преступностью. Здесь он впадает в противоречие с самим собой, так как вдруг заявляет, что преступность зависит не от организма преступника, а от внешних условий. Но ведь Н. Неклюдов все время старался доказать, что именно возраст, присущий тому или иному организму, определяет общественное положение человека, т. е. его внешние условия. Очевидно, считая неудобным из религиозных соображений безапелляционно утверждать, что человеческий организм, созданный «по образу и подобию божию», является основной причиной преступности, он идет на компромисс со своими собственными утверждениями.

«...Наклонность к преступлению присуща не самому организму, созданному, как говорит писание, по образу и подобию божию, а внешним условиям...»11.

Далее, желая обосновать «полезность для общества» уголовной политики буржуазного государства и наметить ее основные задачи, Н. Неклюдов заявляет: «Как бы там ни было, но для нас важен только тот факт, что уголовная /политика государства имеет возможность влиять на изменение характера проявления той или другой силы, а следовательно, и на изменение дурного направления этих сил... Уголовная политика имеет, следовательно, своей целью действовать на внешние условия преступлений, видоизменяя их характер... Одним из таких средств в руках государства представляется наказание...» 12.

Будучи в 60-х годах умеренным либералом, Н. Неклюдов в противоположность западноевропейским антропологам полагал, что «наказание... не в состоянии парализовать зло собственными силами: действуя не на внешнюю причину зла, а на внутреннюю -злую волю... оно является только тормозом, задерживающем новый прилив болезни, но не искореняющим ее...» 13.

Забывая об основной мысли своего исследования, что единственной причиной преступлений является возраст, он говорит о необходимости» истребления самих причин, изменения самих факторов преступлений. Таким образом, Н. Неклюдов не удовлетворяется одним «индивидуальным фактором преступности» при выработке мероприятий по борьбе с ней. В этом его существенное отличие от большинства представителей антропологического направления Западной Европы. Сама реальная действительность, вся политико-экономическая обстановка того времени заставили

11 Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 233 2 Там же, с. 254. '13 Там же.

162

 

его обратиться помимо возраста к поискам других причин пре~ ступности, которые он находит применительно к Франции в «1) порядке управления, 2) неразвитости и неопытности организма, 3) отсутствии надзора и попечения, как умственного, так и материального; 4) характере человека и 5) имущественных отношениях» 14.

Хотя подобная классификация и не вскрывала истинных корней преступлений, однако в ней отмечается роль политических (порядок управления) и экономических (имущественные отношения) причин преступности. Еще раз заметим, что Н. Неклюдов не мог от них отмахнуться. Правда он не раскрывает сущности этих причин, но уже подчеркивая их значение, он стоит выше «антропологов» Западной Европы, которые, как правило, о них вообще не говорили (если не считать Ферри — сторонника теории факторов преступности и, следовательно, более примыкавшего к социологическому, чем к антропологическому направлению). Глава же этого направления Ч. Лом'брозо говорил иногда, как бы мимоходом, о «материальных факторах», не придавая им серьезного значения. Гарофалло вообще отрицал роль экономических факторов преступности, «доказывая», что преступность более распространена (относительно) среди «богатых слоев общества, нежели бедных». Неклюдов же задолго до всех этих авторов, несмотря на свои исходные антропологические позиции, пространно говорит о нищете, «затруднениях в применении труда», «слабой заботе» о беспризорных детях и пр. Подобные рассуждения сближают его с социологами, о которых мы уже писали. Он приводит много статистических данных, характеризующих, в частности, «отсутствие надзора и попечения» за «сирыми» детьми, что и вынуждает их зачастую совершать преступления. Так, 7/10 общего числа малолетних преступников Франции в 50-х годах XIX в. были незаконнорожденными, брошенными на произвол судьбы, а 2/10 имели родителей — нищих и проституток.

«Лишенный крова и надзора отеческого -- ребенок становится бродягой; лишенный средств к жизни - - он становится нищим и вором. Бродяжничество и нищенство - - две великие язвы французской империи» 15.

Неклюдов, как и следовало ожидать, скользит по поверхности явлений, считая нищету и бродяжничество причинами преступности и призывая к борьбе с ними. Он даже и не ставит перед собой вопроса: в чем же причина нищенства и бродяжничества? Однако было бы смешно упрекать его в этом, учитывая его политические взгляды.

Отметим, что Н. Неклюдов один из первых вслед за Н. Ткачевым подверг критике основные положения фаталистической теории А. Кетле, считавшегося тогда непогрешимым авторитетом в области уголовной социологии и статистики.

14 Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 236. 5 Там же, с   240.

163

 

«Вопреки А. Кетле и Боклю уголовная статистика показывает не постоянство преступлений, а изменения и колебания их, не мертвенность, не неподвижность, а жизнь. Она указывает, что преступление... разделяет судьбу других общественных явлений» 16.

Неклюдов полностью опровергает неизменность, ибо «ежели преступление есть нарушение общественные отношений, то очевидно, что само количество и характер первого должны изменяться вместе с изменением последних. Следовательно, вопрос сводится главным образом к тому: изменяются ли общественные отношения или же они остаются постоянно одними и теми же неизменными? Самый поверхностный взгляд на историю ответит нам на это самым красноречивым образом» 17.

Основываясь на обширном материале французской уголовной статистики, он отмечает большой рост преступности за первую половину XIX в. Никакого «железного постоянства» количества преступлений, конечно, не было.

«И действительно, ежели мы обратимся к статистике, то увидим отсутствие этого страшного постоянства, как количественного, так и качественного, а с этим вместе улетучивается совершенно и фатализм» 18.

Подобные утверждения об изменяемости общественных отношений и, в частности, преступлений были несомненно прогрессивными, особенно в 60-х годах прошлого столетия. Любопытно отметить, что Н. Неклюдов, горячо протестуя против взглядов А. Кетле о наличии у каждого человека «наклонности к преступлению», сам того не замечая, высказывает аналогичные взгляды, считая причиной такой «наклонности» определенный возраст. Если у А. Кетле общая «наклонность к преступлению» как бы дробится на ряд отдельных «наклонностей», например к убийству, краже, изнасилованию и пр., то у Неклюдова каждому возрасту свойственна, как мы видели, также определенная «наклонность к преступлению». Поэтому Неклюдов явно противоречит сам себе, когда, приведя слова Кетле о том, что каждый человек имеет известную наклонность к преступлению - - разница только в степени напряженности ее, - - гневно восклицает: «Я считаю подобную мысль оскорблением человеческого достоинства и ложной в самом ее основании» 19. Эти же слова он вполне мог бы отнести в собственный адрес.

Заметим, что в дальнейшем Неклюдов нигде не затрагивает вопрос о причинах преступности.

Что же касается вопроса о наказаниях, то, в связи с весьма быстрым превращением из умеренного либерала в крайнего реакционера, он считал необходимым усилить репрессии, особенно

16            Неклюдов Н. А. Указ, соч., с. 3.

17            Там же, с. 112.

18            Там же, с. ИЗ.

19            Там же, с- 33.

164

 

-против политических преступников, резко сократить компетенцию суда «улицы» (суда присяжных) и покончить с «зловредным духом нигилизма»20.

Д. А. Дриль. К последователям антропологического направления в уголовном праве в России относят обычно Д. А, Дриля (1846—1910), что, на наш взгляд, не соответствует действительности. Так в Энциклопедическом словаре Брокгауза Ф. и Эфрона И. написано: «Дриль... горячий сторонник так называемой новой итальянской школы в уголовном лраве, сделавший своей задачей изучение преступника с антропологической точки зрения... Он считает... что преступность есть выражение врожденных и приобретенных аномалий... преступника»21.

В такой трактовке криминологические взгляды Д. Дриля на причины преступности ничем не отличаются от взглядов Ч. Лом-брозо. Аналогичную характеристику его воззрений мы находим и в других литературных источниках как дореволюционного, так и советского периода.

«Дриль примыкает к молодой уголовно-антропологической школе и становится одним из наиболее ревностных адептов ее»22.

В различных учебниках «Советское уголовное право», в главах, посвященных буржуазным теориям, Д. Дриль также относится к антропологам, иногда, правда, с некоторыми оговорками, не дающими ясного представления о его действительных взглядах.

Б. С. Утевский отмечал, что к антропологическому направлению в России примыкали из юристов только Дриль и Минилов23. Примерно в таком же духе характеризуется Дриль и в других трудах (или их разделах), посвященных рассмотрению уголовно-правовых школ. А между тем ознакомление с работами и деятельностью Д. Дриля, так же как и с воспоминаниями о нем его современников, дает полное основание утверждать, что Дриль не может быть отнесен к «ревностным» последователям реакционера Ч. Ломброзо. Научная и общественная деятельность его представляет большой интерес не только в истории русской криминологии

20            См.:  Неклюдов  Н.  А.  Общая  часть  уголовного  права.   Спб.,   1875;  Его

же.  Руководство  к Особенной   части    русского    уголовного  права, т. 1—4.

Спб.,     1878—1880.   О    реакционных    взглядах    Неклюдова    см.:   Чубин-

ский М. Б   Статьи и речи по вопросам уголовного права и процесса, т. II.

' М., 1912, с. 70-71.

21            Энциклопедический    словарь    Брокгауза Ф. и Эфрона И., т. XI. Спб.,  1893,

с. 157.

22            Люблинский    П.   И.  Памяти  трех  русских    криминалистов.   Спб.,   1914,

с. 53.

23            См.:  Утевский  Б.  С.  История  уголовного  права буржуазных  государств.

М, 1950, с. 231.

165

 

последней четверти XIX и начала XX в., но и в истории русской общественной мысли вообще. Вся жизнь и деятельность Д. дри-ля является ярким примером того, как человек самых высоких идеалов и стремлений, живущий в антагонистическом обществе, искренне желающий помочь и излечить неизбежные «язвы» буржуазно-дворянского строя, неминуемо обречен на полный крах своих идеалов и проектов. Его неутомимая научная и практическая работа в этом направлении, зачастую во вред личным интересам, вызывает к нему несомненную симпатию. С другой стороны, его многочисленные утопические проекты борьбы с нищетой и преступностью в обычном духе буржуазного либерализма оставляют горький осадок. Субъективно - - Дриль личность, всячески желающая принести пользу сотням тысяч людей, особенно детям, вынужденным ужасающими жизненными условиями царской России стать пауперами, проститутками и преступниками. Объективно — отрицавший «кровавую революционную борьбу» и искренне веривший, что в рамках капитализма путем «частной и государственной» помощи можно избавиться от его язв, - - он был буржуазным либералом. Однако его страстные призывы и проекты такой помощи, его неоднократная критика «царских» порядков, его показ страшной жизни широких трудящихся масс, особенно детей, подтачивающей их умственные и физические силы, его гуманизм по отношению к преступникам не позволяют поставить его на одну плоскость с антропологами Западной Европы. К учению последних его привлекло главным образом полное неудовлетворение догматическими построениями классической школы, забывавшей в своих чисто юридических схемах живого человека - - преступника, которому Д. Дриль стремился искренне помочь. Отсюда его особое внимание к «индивидуальным «факторам» преступности, которые в полную противоположность западноевропейским «антропологам» он полностью подчинял «факторам социальным».

Следует подчеркнуть, что Д. Дриль много раз выступал против Ломброзо на международных антропологических конгрессах, в печати, особенно в отношении мероприятий по борьбе с преступностью. Известный русский юрист и общественный деятель А. Ф. Кони писал: «При первых встречах с ним я понял, что живой ум и жаждущее правды сердце не могут, конечно, удовлетвориться и успокоиться в своих научных исканиях тем, что принято называть классической школой уголовного права... Он стремился вместо схематического преступника вывести на свет божий живого человека... Он понял, что при всей заманчивой широте учения Ломброзо в нем есть большие крайности в обобщениях и решительных выводах»24.

Далее, желая пояснить, почему Дриль не мог полностью принять учение Ломброзо, Кони дает такую характеристику этому

24 Кони А. Ф. Памяти Д. А. Дриля. Спб., 1912. 166

 

учению, которой придерживалось преобладающее большинство русских либеральных юристов: «По Ломброзо, суд юристов должен заменить суд врачей - - специалистов, для которого по самому существу не нужны гласность, защита, обжалование и кассационное разбирательство... С представителем преступного типа следует бороться, как с хищными зверьми... и тем, по выражению некоторых из новейших криминалистов, очищая породу, облагораживая сердца и воздавая справедливую заслугу эшафоту...

К чему пафос адвоката, критика общественного мнения, пересмотр и даже помилование того, что раз и навсегда установлено природой, которая никого не милует? Так, начавши с заботы о живом человеке, эти криминологи дошли до низведения карательной деятельности государства к охоте на человека-зверя с применяем научных приемов антропометрии»25.

«Ломброзо, как известно, — писал Ковалевский, — считал, что имеются преступные типы, от которых общество может быть избавлено только одним путем — истреблением, препятствующим дальнейшему действию закона наследственности. Д. Дриль с самого начала выступал решительным противником тех, кто в недостаточной степени оттеняет влияние общественной среды и требует жестоких кар против «врожденных преступников»26.

«Но в противоположность Ч. Ломброзо, — писал Гернет, — Д. Дриль считает преступление продуктом причин «ближайших» и «более отдаленных», относя к первым «порочности психофизической организации деятеля» и ко вторым «неблагоприятные внешние условия, под влиянием которых вырабатываются первые»... Отказываясь поддерживать уголовно-антропологов в отстаивании ими грубых и жестоких мер так называемой социальной защиты, Д. Дриль настаивает на необходимости широких мер предупреждения для успешности борьбы с преступлением»27.

Таким образом, из высказываний современников Д. Дриля, близко с ним соприкасавшихся, не оставляет сомнения то, что отождествление взглядов Дриля со взглядами Ч. Ломброзо лишено основания. Еще более мы убеждаемся в этом, знакомясь непосредственно с сочинениями и деятельностью Дриля.

По окончании юридического факультета Московского университета Дриль, не удовлетворившись догматическими построениями господствующего тогда классического направления уголовного права, совершенно игнорирующего «личность живого преступника», поступает на медицинский факультет, чтобы «с помощью медицинской науки изучать особенности организма преступников». Попав под влияние идей вульгарного материализма и считая, что преступление возникает на почве вырождения, он, однако, посто-

25            Кони А. В. Памяти Д. А. Дриля.— В кн.: Дриль Д. А. Учение о преступ

ности и мерах борьбы с нею. Спб., 1912, с. CIV.

26            Там же, с. CXV.

27            Энциклопедический словарь «Гранат», т.  19. М,,  1913, с. 85—86.

167

 

янно подчеркивал, что это вырождение есть результат нетерпимых социально-экономических условий. Другими словами, источником преступности, по его мнению, являются всегда два основных фактора — личные и социальные, причем вторые предопределяют первые. Эта мысль проходит красной нитью через все его многочисленные работы, посвященные вопросам преступности: «Новые веяния» (1880), «Преступный человек» (1882), «Малолетние преступники» (1884 г. — I том и 1888 г. — II том), «Психофизические типы в их соотношении с преступностью» (1890), «Ссылка во Франции и России» (1899), «Преступность и преступники» (1899), «Учение о преступлении и мерах борьбы с нею» (1912 г., посмертное издание). Им было написано много различных статей и брошюр, касающихся не только вопросов преступности, но и нищенства, бродяжничества, алкоголизма и проституции. Указания на социальные причины преступности делались Дрилем в самых ранних трудах.

Правда, Дриль наряду с этим подчеркивал огромную роль в формировании преступности индивидуальных «факторов», что, очевидно, и дало основание многим авторам и причислить его к ломброзианцам. Увлечение этими «факторами» у Дриля безусловно было, особенно в его ранних работах. Так в раїботе, озаглавленной так же, как и основной труд Ломброзо — «Преступный человек», Дриль отмечал, что «преступность возникает обыкновенно на почве болезненной порочности и исцеляется или медицинским лечением или благоприятным изменением жизненной обстановки, Эта болезненно-тюрочная природа передается далее путем унаследования различных дефектов»28.

В дальнейшем Дриль делает упор на социально-экономические причины, резко расходясь в самых существенных волросах с антропологами. В 1884 г. он представил в Московский университет свою работу «Малолетние преступники» в качестве магистерской диссертации. Независимый характер Дриля, его резкая критика официальной уголовно-правовой науки привели к тому, что по настоянию декана юридического факультета работа была отвергнута как якобы не юридическая. «Декан юридического факультета находил даже, что основные взгляды Дриля подкашивают в корне саму идею наказания и что публичная их защита совершенно недопустима»29.

Любопытно, что ряд крупных ученых, членов совета юридического факультета, принимавших участие в либерально-оппозиционном движении того времени, голосовали против решения факультета, отвергнувшего диссертацию Дриля. Это -- М. Ковалевский, Ю. Гамбаров, С. Муромцев, А. Чупров и Янжул. Позднее Дриль блестяще защитил эту диссертацию в Харьковском универ-

 

28 Дриль

с. 101. 29Чубинский М. А.  Статьи  и  речи  по вопросам  уголовного права  и про-

Д.   Преступный    человек.— «Юридический     вестник»,   1882,   т.   II,

кий М. А. цесса, т. I. Спб., с. 81.

168

 

ситете. Но полученная степень не открыла ему доступа к лекционной работе. Будучи заподозрен в поддержке политических •ссыльных, он не был утвержден в звании приват-доцента и вы-лужден был покинуть университет.

В дальнейшем Дриль работает податным инспектором, юрисконсультом при Главном тюремном управлении и, наконец, заведующим отделом исправительно-воспитательных заведений. «Здесь он все ближе знакомится с экономическим положением — условиями жизни низших классов, что заставляет его в значительной степени расширить роль социальных факторов преступности в своих учениях»30.

Общественная деятельность Д. Дриля в многочисленных союзах, обществах и конгрессах, направленная на улучшение бытовых .•и правовых условий «падших», поражает своей энергией и неутомимостью. С 1887 г. он один из учредителей русской группы международного союза криминалистов; с начала XX в. он — товарищ председателя уголовного отделения петербургского юридического общества, на заседаниях которого сделал несколько докладов по вопросам, связанным с причинами преступности, как например, «Болезнь и преступление», «Убийства и убийцы» и др.

На I съезде русского союза криминалистов в 1898 г. Дриль горячо отстаивал условное осуждение, на II съезде в 1900 г. требовал трудовой помощи осужденным, на VI съезде в 1909 г. выступал с большой речью по вопросу об алкоголизме как факторе преступности, а также и по другим факторам, особенно подчеркивая жилищную нужду, которая «губит коренные основы нравственности». Дриль обращается ко всем «состоятельным и цивилизованным людям» с просьбой жертвовать на улучшение жилищных условий «меньшого брата», сам отдает все свои средства и основывает на окраине Петербурга «Гаваньский рабочий городок», где было построено несколько зданий с «дешевыми и удобными жилищами». Усилиями Дриля здесь открывается отделение общества народных университетов, организуются врачебная помощь, библиотеки, доступные чайные-столовые и пр. По словам Люблинского, биографа Дриля, последнему удалось этот уголок Петербурга сделать весьма благоустроенным. По настоянию Дриля в 1909 г. был создан Первый Всероссийский съезд по борьбе с пьянством, на котором он делал доклад, отмечая прямое влияние алкоголизма на преступность. Дриль также активно участвовал в съездах общества по борьбе с проституцией, но особо известна его деятельность, связанная с воспитанием заброшенных и преступных детей. Он составляет несколько проектов (1897—1899) весьма гуманных законов, в которых предлагает отказаться от применения к малолетним до 14 лет каких-либо карательных мер, заменив их мерами воспитательно-исправительного характера. Все его проекты, в частности проект об особых судах для мало-

30 Люблинский П. Памяти трех русских криминалистов, с. 62.

169

 

летних, естественно, отвергаются правительством, и на Дриля царские чиновники и представители официальной науки смотрят как. на беспокойного и «неблагонадежного» человека. В 1906 г. он избирается председателем созданного по его инициативе Всероссийского общества народных университетов и с 1907 г. читает лекции по уголовному праву в различных учебных заведениях. Дриль неоднократно бывал за границей, где знакомился с жизнью преступников, их психофизическими особенностями и, в частности, работал в лаборатории известного австрийского психиатра Крафт-Эбинга.

Активные выступления Дриля на всех международных антропологических конгрессах сделали его имя весьма популярным среди криминалистов. Просматривая записи этих выступлений,, еще раз убеждаемся, что Дриль совершенно ошибочно отнесен дореволюционной и советской уголовно-іправовой литературой к. «ярым» последователям Ломброзо. Уже на первом Парижском конгрессе (1889) он выступает против основного положения Ломброзо о преступном типе и жестоких карательных мер, защищая пользу условного осуждения. На Брюссельском конгрессе (1892) он представляет тезисы доклада «Об основных принципах уголовно-антропологической школы», которые вызвали много упреков и: замечаний со стороны западноевропейских антропологов. На этом же конгрессе он вновь выступил с горячей речью против призна-.ния существования неисправимых преступников, делая упор на социальные причины преступности и требуя предупредительных мер. Ясно, что такие речи были далеки от воззрений Ломброзо, Гарофалл0 и других антропологов. Дриль принимал также активное участие в международных тюремных конгрессах, выступая всюду как гуманист, желающий искренне помочь «впавшим в преступление по вине общества». Как и следовало ожидать, его проекты и здесь отклоняются и он остается в одиночестве.

Как мы уже говорили, он противник всяких жестоких репрессий, смертной казни и телесных наказаний. Дриль лично изучал организацию ссылки во Франции и России, о чем написал специальную книгу, где с ужасом рисует картины Ново-Каледонской,, Сахалинской и Сибирской ссылки. «Наши тюрьмы, как и иностранные, представляют собой высшие школы развращения»31.

По его мнению, современная тюрьма должна быть заменена учреждениями для принудительного воспитания и лечения. Знакомясь с энергичной деятельностью Дриля и предлагаемыми им гуманными мерами, заранее обреченными на полную неудачу в условиях царской России, мы видим, как человек самых высоких идеалов, но далекий от марксистско-ленинских идей и революционной борьбы пролетариата объективно «льет воду на мельницу буржуазно-дворянского строя», ибо призывает не к борьбе с ним, а к соглашению, к солидарности между антагонистическими клас-

31 Дриль Д. Ссылка во Франции и России. Спб., 1890, с. 2.

170

 

сами. Вот, например, что писал он в газете «Юрист» от 27 ноября 1905 г.:

«Нет, господа, не уголовными наказаниями и мерами полицейского обуздания может и должен быть установлен правовой порядок... В основе его должно лежать чувство солидарности... Важно, что теперь же была составлена на основе искреннего соглашения программа деятельности, держащаяся на правиле „живи и жить давай другим"». Ясно, что под этими словами подписался бы любой буржуазный либерал. Дриль был уверен и в этом его коренная ошибка, что с преступностью можно успешно бороться в рамках капитализма, для чего он и настаивал на необходимости широких мер государственно-общественного предупреждения, направленных на «заботу о тружениках и бедняках».

Все эти либеральные меры сводились к поддержке кустарных производств и артелей, урегулированию отношений между рабочими и предпринимателями, борьбе с жилищной нуждой и нищетой, с детской безнадзорностью и проституцией, улучшению ра-•бочего законодательства и т. п. Несомненно, что подобные меры, •обычно предлагаемые сторонниками теории факторов преступности, не решали и не могли решить вопрос об уничтожении действительных корней преступности. Эти корни гнездились в самой •структуре капиталистического строя, без ликвидации которого .нельзя было серьезно говорить об эффективной борьбе с преступ-.ностью.

Возникает вопрос: чем же привлекло к себе гуманного Дриля учение реакционера Ч. Ломброзо, смотревшего на преступников как на хищных зверей, которых надо беспощадно карать?

Здесь, как нам думается, имели значение два обстоятельства. Во-первых, поиски Д. Дрилем нового метода изучения преступности в связи с полной неудовлетворенностью умозрительными доктринами классической школы уголовного права. И, во-вторых, увлечение идеями вульгарного материализма, имеющего в то время все еще довольно большое распространение в естествознании и медицине, которые он жадно изучал. Это главным образом и привлекло его к уголовно-антропологическому направлению, важнейшие реакционные положения которого он, как мы уже говорили, не только никогда не разделял, но и резко критиковал.

«Опыт, конечно, не позволяет сомневаться, что человек может унаследовать от своих восходящих такие особенности психофизической организации, которые предполагают его к преступлениям; но сделаются ли они таковыми, это будет зависеть от окружающей обстановки, от всех жизненных условий вообще»32.

Любопытно, что сам Дриль не причислял себя ни к антропологическому, ни к социологическому направлению, ошибочно считая, что в своих исследованиях он сочетал важнейшие положения и того и другого. По его мнению, и социологическое, и антрополо-

'аг Дриль Д. Малолетние преступники, вып. 1. Б. г., 1884, с. 3.

171

 

гическое направления сугубо одностороння. «Но если научный работник по необходимости односторонен, то наука, напротив, должна быть всесторонней!»33.

Существенно, что к концу своей жизни Дриль пытался найти иные, отличные как от западноевропейских, так и других русских буржуазных ученых пути решения проблемы преступности. В начале XX в. он все более и более уделяет внимание социально-экономическим «факторам» преступности, подходя вплотную к выяснению ее основной причины, лежащей в самой структуре классового общества. В этом отношении он тяготеет к левой группе русских криминалистов-социологов (М. Г. Гернет, А. Трайнин, М. М. Исаев и др.).

«Очевидно вопиющее противоречие в общественной организации, вызывающее процессии многочисленных голодных безработных, громко требующих от общества в силу своего права на жизнь труда и хлеба, отсутствие которых порождает многочисленные преступления и самоубийства, несмотря на непрерывающийся рост богатства родной страны»34.

Д. Дриль, говоря о том, что капитализм втяшвал в производство женщин и детей, разлагал семью, цитирует соответствующее место «Капитала» Маркса. Он приводит большой статистический материал об ужасающих условиях жизни русских и иностранных рабочих, отмечая, что при таком положении вещей неудивителен постоянный рост преступности. Анализируя антагонизмы капитализма, Д. Дриль как честный ученый в противоречие своим либеральным взглядам приходит к мысли о неизбежности революции, поскольку, по его же словам, «так дальше жить нельзя». Чтобы этого не случилось, он утопически призывает правящие круги принять, наконец, «соответствующие меры».

Такие слова, как нам думается, высоко подымают Дриля над всеми другими представителями буржуазных криминологических школ, вуалирующих истинные причины преступности при капитализме.

Отметим, что Д. Дриль с большим уважением относится к трудам К. Маркса и Ф. Энгельса, хотя по своим политическим и научным взглядам он, конечно, был далек от марксистского мировоззрения. Но он не отвергал этих трудов.

5.:

«Следует указать на известное сочинение Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», которое по своим фактическим данным, по своему тонкому анализу представляет чрезвычайный интерес и заслуживает самого сосредоточенного внимания со стороны всех, стремящихся уяснить себе факторы, вызывающие развитие не только преступности, но также порочности и безнравст-

венно^"   воооще»

 

Д.   Учение  о  преступности т.

324. Указ, соч., с. 381.

 

и  мерах

 

борьбы    с нею.  Б.  г.,   1912.

 

170

 

Основываясь на этой работе Ф. Энгельса, Дриль утверждает, что рабочие превращаются в совершенно других людей по сравнению с буржуазией, что они вырождаются физически. Конечно, Дриль как либерал не делает каких-либо революционных выводов, не говорит о необходимости смены такого общественного строя, которому органически присущи нищета и преступность. Наоборот, он взывает к «сильным мира сего», требуя эффективной помощи «несчастным», рисуя, в случае оставления всего по-старому, самые мрачные перспективы. Утопизм Д. Дриля налицо. «Казалось бы, фактически обоснованные указания на образовавшуюся глубокую общественную пропасть между недостаточным большинством народа, рабочим классом, и достаточным меньшинством, буржуазией, должны были обратить на себя внимание и вызвать со стороны руководящих классов настойчивые усилия к скорейшему заполнению этой опасной пропасти. В действительности этого, однако, не случилось, и доказательные утверждения Энгельса и множества других исследователей не оказали нужного влияния. Дело продолжает идти прежним путем»36.

Весьма убедительны аргументы Дриля, направленные против утверждений реакционеров о том, что социологические работы, характеризующие противоречия капиталистического общества, якобы «вносят смуту и подрывают законный порядок».

«Нередко против ученых исследователей выдвигались обвинения в стремлении «расшатать устои общественной жизни» и «вносить смуту в общество». Но так ли это? Ведь исследователи только констатируют и выясняют явления и естественные законы, этими явлениями управляющие. Явления и факты одними отрицаниями нельзя сделать несуществующими. Поэтому неудивительно, что и новейшие научные исследования только еще более ясно и наглядно показывают нам, насколько прав был Ф. Энгельс в своих утверждениях» 37.

Хотя Дриль и подошел вплотную к выяснению действительных корней преступности, хотя он неоднократно ссылается на сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, однако его либеральные взгляды не позволяют сделать вывод о необходимости революционной перестройки капиталистического строя для действительно эффективной борьбы с преступностью. Наоборот, он искренне уверен, что в рам!ках капиталистического общества вполне возможна такая борьба, не понимая органической связи между преступностью и структурой этого общества. Отсюда его утопические призывы к урегулированию отношений между рабочими и капиталистами, к всемерной поддержке промысловых кооперативов, якобы дающих возможность «честным труженикам» найти работу, к широкой благотворительности в пользу «слабых и падших» и тому подобным мерам «общественного оздоровления». Несмотря на та-

36            Дриль Д. Указ, соч , с. 381—382.

37            Там же.

173

 

кие призывы, Д. Дриль в исследовании истинных причин преступности, в анализе «явлений современной жизни и особенностях ее строя» стоит несравненно выше других социологов. Своими сочинениями Д. Дриль, вопреки своим политическим взглядам, невольно толкает всякого непредубежденного читателя к самым «крамольным» выводам, к твердому убеждению, что преступность, нищета и другие социальные «язвы» неизбежны при данных общественных отношениях.

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 31      Главы: <   22.  23.  24.  25.  26.  27.  28.  29.  30.  31.