5. СУД И ПРОКУРАТУРА В СТАДИИ СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА

Прокуратура с самого начала своего возникновения была обязана не только выполнять фискальные и общенадзорные функции, но и участвовать в судебном разбирательстве уголовных дел. Причем такое участие носило характер наблюдения, надзора верховной (королевской, царской) власти за судом с тем, чтобы правосудие служило ее интересам.

Во Франции XIV в., где возникла прокуратура, прокурор осуществлял «наблюдение за производством уголовных дел» в суде и давал заключения, но не подписывал обвинительный акт2.

__________

1 Дорошков В. Судебный контроль за деятельностью органов предварительного расследования.— Российская юстиция, 1999, № 7, с. 28.

2 Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Изд. 4. Т. 1. СПБ, 1912, с. 24.

56

Наполеону I прокуратура представлялась «средством правительственного влияния на суд, независимости которого она противопоставлялась». Поэтому прокуратуру построили иерархически, «подчинив наблюдению ее самый суд».

Петр I, учредивший прокуратуру в России, поручил ей «наблюдение за деятельностью судебных мест». Генерал-прокурор надзирал за судебной деятельностью Сената, а губернские прокуроры осуществляли «надзор по суду»1.

Однако судебная реформа в России (1864 г.) коренным образом изменила соотношение между судебной властью и прокуратурой. «Создание самостоятельной судебной власти вызвало необходимость освободить судебные действия и должностных лиц судейского звания от той зависимости перед прокуратурой, в которой они пребывали»2.

Остатки прокурорского надзора виделись, однако, в том, что по гражданским делам и на съездах мировых судей прокуроры давали заключения как представители закона, а в кассационных инстанциях они играли роль юрисконсультов.

В первом советском Положении о прокурорском надзоре от 28 мая 1922 г.3 прокурорский надзор за судом не был предусмотрен; прокуроры поддерживали обвинение в судах, опротестовывали в кассационном порядке приговоры судов. В случаях несогласия прокурора с обвинительным заключением следователя (в то время следователи состояли при судах) вопрос об утверждении обвинительного заключения решался распорядительным заседанием суда.

Но уже в Положении о прокуратуре Союза ССР от 17 декабря 1933 г.4 органам прокуратуры вменялось в обязанность «наблюдение за правильным и единообразным применением законов судебными учреждениями».

В дальнейшем вплоть до периода перестройки прокурорский надзор за судами оставался аксиомой российского законодательства и правоприменительной практики. В частности, ст. 25 УПК РСФСР 1960 г., действующая до сих пор, устанавливает: прокурор обязан во всех стадиях уголовного судопроизводства своевременно принимать предусмотренные законом меры к устранению всяких нарушений закона, от кого бы они ни исходили (в том числе и от суда.— И.П.). Надзорная функция прокурора видится и в том, что он дает заключения по возникающим во

__________

1Там же, с. 516.

2 Там же, с. 524..

3СУ РСФСР, 1922, № 36, с. 424.

4СЗ РФ, 1934, № 1, ст. 26.

57

время судебного разбирательства вопросам (ст. 248 УПК РСФСР), тогда как защитник излагает лишь мнения.

Прокурор как орган надзора за законностью в идеале должен быть не менее объективным, чем суд (в прошлом его называли «говорящий судья»). Объективность суда обеспечивается отделением осуществляемой им функции разрешения дела от односторонних функций обвинения и защиты. Объективность же прокурора, претендующего на роль надзирающего за законностью лица, процессуально не гарантирована, так как он с самого начала судебного разбирательства ориентирован на обвинение и как сторона в процессе — односторонен (это не простая игра слов, а реальная действительность). Следовательно, не связанная интересами сторон функция прокурора как органа надзора за законностью несовместима с одновременным осуществлением прокурором функции обвинения, ставящей его в положение стороны. И никакие оговорки о том, что прокурор — обвинитель sui generis (объективный, заботящийся об интересах защиты), здесь не помогут, ибо обвинение всегда направлено на доказывание виновности, а надзор не связан этой обвинительной установкой. Поэтому функции надзора и обвинения не совместимы не только в смысле «трансформации» надзора в обвинение (М. С. Строгович, В; М. Савицкий), но и в смысле одновременного, параллельного осуществления обеих этих функций одним и тем же лицом — прокурором (И. Л. Шифман, Б. А. Галкин и др.).

Представляется,, что был абсолютно прав М. А. Чельцов, утверждая, что если прокурор выполняет функцию обвинения, то «исключается предусмотренная законом надзорная функция прокуратуры»1. Но положение прокурора как обвинителя определено законом (ст. 248 УПК РСФСР). И тем же законом определено положение прокурора как органа надзора за законностью (ст. 25 УПК РСФСР, ст. 41 ГПК РСФСР).

Но, несмотря на это, в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве в СССР (принятых в 1958 г.) было установлено: «Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры... осуществляют надзор за исполнением законов при рассмотрении дел в судах». Несомненно, речь шла о надзоре прокурора и за судом. Однако в Основах законодательства о судоустройстве, принятых 13 ноября 1989 г., функция прокурора в суде была определена совсем иначе: «Генеральный прокурор СССР и подчиненные ему прокуроры участвуют в рассмотрении дел в судах на основании и в порядке, установ-

__________

1 Чельцов М. А. Понятие и задачи советского уголовного процесса. Уголовный процесс / Учебник. М., 1969, с. 14.

58

ленных законодательством» (ст. 16). Участвовать — это не надзирать, а быть лишь стороной в споре, равной в правах с другой стороной (защитой).

При обсуждении проекта Основ законодательства о судоустройстве на сессии Верховного Совета СССР (1989 г.) Генеральный прокурор СССР возражал против приведенной формулировки и просил отразить в законе специфическое положение прокурора в суде, где он — не сторона, а блюститель законности («законник»), однако депутаты с этим не согласились.

В дальнейшем другой Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин сказал, что установленная законом 1922 г. функция поддержания государственного обвинения, которую выполняли прокуроры, «превратилась в надзор за судом», но в условиях правового государства «никакого надзора со стороны за судом быть не должно». Н. С. Трубин высказался лишь за участие прокуроров в рассмотрении судебных дел и внесение ими представлений (не протестов) в вышестоящие суды для пересмотра неправосудных судебных решений1.

Такая позиция получила отражение во всех последующих законодательных актах и прежде всего, в федеральном законе «О прокуратуре Российской Федерации» 1995 г., где установлено: «Прокуроры в соответствии с процессуальным законодательством Российской Федерации участвуют в рассмотрении дел судами, опротестовывают противоречащие закону решения, приговоры, определения и постановления судов» (ч. 3 ст. 1). И далее: «Осуществляя уголовное преследование в суде, прокурор выступает в качестве государственного обвинителя» (ч. 2 ст. 35).

Казалось бы, проблема решена. Но в последнее время появилась инспирируемая прокуратурой тенденция вновь наделить прокурора функцией надзора за судом. Так, высказано мнение, что именно прокурор «является гарантом законности при осуществлении судопроизводства», и в суде он «не перестает быть представителем органа, осуществляющего надзор...»2.

И другие авторы пишут, что в суде первой инстанции прокурор реализует свои надзорные полномочия, он обладает равными правами с защитником лишь в доказывании; прокурор и суд взаимно контролируют друг друга; прокурор не должен быть органом уголовного преследования — он осуществляет только надзор3.

__________

1 Четвертый съезд народных депутатов.— Известия, 1990, 29 декабря.

2 Комментарии и разъяснения к Федеральному закону «О прокуратуре Российской Федерации» / Под ред. Рохлина В. И. и др. СПБ, 1999, с. 97—98.

3 Бойков А., Скворцов К., Рябцев В. Проблемы развития правового статуса Российской прокуратуры.—Уголовное право, 1999, № 2, с. 12, 18, 21.

59

В связи с оживлением этой, казалось бы, угасшей концепции возникает необходимость разобрать точки зрения относительно роли прокурора в суде при рассмотрении им уголовных дел.

Концепция «прокурор — уголовный истец» опирается на теорию разделения властей (законодательная, исполнительная, судебная). Прокуратура, согласно этой концепций, относится к исполнительной власти (хотя и не вполне в нее вписывается), поэтому прокурор в этой правовой системе одновременно может быть главой ведомства (министром юстиции) либо назначается последним. Прокуроры, в соответствии с концепцией уголовного иска, состоят при судах. Их функции ограничиваются обеспечением государственного (публичного) интереса путем возбуждения обвинений; передачи возбужденных и подтвержденных на предварительном следствии обвинений на разрешение суда; поддержания обвинений в судах; прекращения обвинений, не подтвержденных на предварительном следствии или в суде; обжалования приговоров судов в вышестоящие инстанции. Прокурор в этой правовой системе не является органом надзора за законностью, в частности, не осуществляет общего надзора (законность в деятельности ведомств обеспечивается через административную юстицию и внутриведомственный контроль).

Согласно данной концепции прокурор как назначаемое (реже — избираемое) должностное лицо, представляющее интересы государства, не вправе надзирать за законностью действий суда; наоборот, суд следит за тем, чтобы действия прокурора и других участников процесса были законными.

Концепция «прокурор — уголовный истец», обвинитель при суде лежит в основе правовой регламентации деятельности прокуратуры многих современных государств (Англии, США, Франции и др.).

В России же произошло эклектическое «вплетение» представлений о прокуроре как уголовном истце1 в теоретическую концепцию, согласно которой прокурор — орган надзора за законностью во всех сферах государственно-правовой деятельности (кроме законодательной).

Эклектизм породил ряд парадоксов и затруднений в теории и на практике. Высказаны три основные точки зрения относительно функций прокурора в суде первой инстанции, а именно прокурор осуществляет в суде: 1) только функцию обвинения; 2) только функцию надзора за законностью; 3) и функцию обвинения, и функцию надзора.

__________

1 Полянский Н. Н., Строговин М. С., Савицкий Б. М., Мельников А. А. Проблемы судебного права. М., 1983, с. 78—91.

60

Первая точка зрения. Из широкой функций прокуратуры по надзору за законностью многие автору стали выводить функцию обвинения, осуществляемую прокурором в суде первой инстанции. Но этим авторам приходится либо вступать в явное противоречие со ст. 25 УПК РСФСР, утверждая, что прокурор в суде осуществляет надзорные функции только путем поддержания обвинения, не надзирая за судом1, либо выводить эти надзорные функции из функции обвинения2.

Это явно противоречивая теоретическая схема: из функции прокурорского надзора на конституционном уровне якобы возникает функция обвинения в уголовном процессе, а из функции обвинения — функция прокурорского надзора в суде. В. М. Савицкий выразил это противоречие довольно отчетливо: «В стадии судебного разбирательства прокурор осуществляет свою конституционную функцию надзора за законностью, выступая в качестве государственного обвинителя»3. Но, с другой стороны, «надзор прокурора за соблюдением законности в суде,— продолжает цитированный автор,— вытекает из осуществляемой; им функции государственного обвинения, а не наоборот»4.

Получился порочный круг, из которого вряд ли можно найти выход. Представляется, что функция обвинения, осуществляемая прокурором уже в ходе судебного разбирательства, в принципе не выводима из функции надзора за законностью. Почему надзор за законностью в суде должен сводиться именно к обвинению? В принципе возможна такая конструкция процесса, при которой прокурорский надзор остается самим собой, не ставя себя в положение стороны (например участие прокурора в суде по гражданским делам — ст. 29 ГПК РСФСР). Надзор, отделенный от сторон, и есть именно надзор в полном смысле слова. Возложение надзора «по совместительству» на одну из сторон приводит к его необъективности. Возникает вопрос: почему в правовом споре между сторонами одна из сторон, а именно государственный обвинитель, осуществляет надзор за законностью действий противоположной стороны? Орган надзора не может позволить себе явно преждевременный переход к обвинению.

__________

1 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т. 1. М., 1968, с. 223—224; Перлов И. Д. Судебные прения и Последнее слово подсудимого в советском уголовном процессе. М., 1957, с. 37 и след;; Кокорев Л. Д. Участники правосудии по уголовным делам. Воронеж, 1971, с, 58-59.

2 Савицкий В. М. Государственное обвинение в суде'. М., 1971, с. 32 и след.

3 Савицкий В. М. Указ, соч., с. 7.

4 Савицкий В. М. Указ, соч., с. 32; Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора. М., 1975, с. 60.

61

Вторая точка зрения. М. А. Чельцов и некоторые другие авторы считают; что прокурор в суде осуществляет функцию надзора за точным исполнением закона, составной частью которой является поддержание им обвинения или отказ от него1. В теоретиче-кой схеме процессуальных функций," предложенных М. А. Чельцовым, В. Г. Даевым и др., имеется функция защиты, но нет функции обвинения, поэтому сразу же возникает вопрос: какой функции противостоит функция защиты? Если она противостоит функции надзора (такой вывод напрашивается сам собой), то это, конечно, неправильно. Не может быть защиты без обвинения.

М. А. Чельцов и сторонники его взглядов стремятся лишить прокурора односторонней функции обвинения, поставить его в положение органа надзора, блюстителя законности, не связанного интересами сторон. Но они как бы не замечают, что действующее законодательство не дает достаточных оснований для такой обрисовки функции прокурора. Согласно закону прокурор утверждает обвинительное заключение и приходит в суд как обвинитель с уже сложившимся мнением о виновности подсудимого (ст. 217, 248 УПК РСФСР). И далее: если ставить вопрос о лишении прокуратуры функции обвинения, то необходимо решить, какой государственный орган будет осуществлять эту функцию. Устранить же полностью функцию обвинения нельзя, так как это означало бы устранение состязательности — важнейшей гарантии установления истины судом.

Третья точка зрения: совмещение в деятельности государственного обвинителя двух функций — обвинения и надзора за законностью2. Позиция этих авторов в основном соответствует действительному положению вещей: в качестве государственного обвинителя прокурор осуществляет функцию обвинения, а как лицо, дающее заключения по возникающим в процессе вопросам и надзирающее за законностью приговоров, он осуществляет функцию надзора за законностью.

__________

1 Чельцов М. А. Уголовно-процессуальные функции. — В учебнике «Уголовный процесс» / Под ред. Чельцова М. А. М., 1968, с. 11; Басков В. И. Теоретические проблемы прокурорского надзора за законностью рассмотрения судами уголовных дел. Автореф. докт. дисс. М., 1973, с. 13—14; Басков В. И. Прокурорский надзор при рассмотрении судами уголовных дел. М., 1980, с. 22—26; Ясинский Г. М. Прокурорский надзор — гарантия охраны прав личности в уголовном процессе.— Сов. государство и право, 1969, № 1, с. 78 и след.

2 Шифман М. Л. Прокурор в уголовном процессе (стадия судебного разбирательства). М., 1948, с. 145; Галкин Б. А. Советский уголовно-процессуальный закон. М., 1962, с. 187; Иванов В. А. Прокурорский надзор в борьбе с преступностью. М., 1964, с. 43 и след.; Зеленецкий В. С. Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. Харьков, 1979, с. 63.

62

Авторы, представляющие третью точку зрения, правильно фиксируя сложившееся положение, при котором прокурор в суде фактически осуществляет две функции, не замечают, однако, что это — несовместимые функции. Нельзя быть органом надзора за законностью, для которого характерны объективность, несвязанность интересами сторон, оставаясь в то же время обвинителем, убежденным в виновности подсудимого еще до начала судебного разбирательства. Положение органа надзора за законностью обязывало бы прокурора в ходе всего судебного следствия одинаково внимательно заботиться о доказывании обстоятельств как уличающих, так и оправдывающих подсудимого, как отягчающих, так и смягчающих его вину. Но требовать этого от обвинителя, даже самого объективного и добросовестного, невозможно, ибо он приходит в суд для того, чтобы обвинять, и его участие в исследовании доказательств под односторонне обвинительным углом зрения просто неизбежно.

Теоретическая модель «прокурор — представитель обвинительной власти», реализуемая в настоящее время в России, нуждается в придании ей большей логической стройности. Согласно этому представлению прокурор в суде — только государственный обвинитель, сторона в судебном процессе. Он не должен осуществлять надзор за законностью действий суда и других участников процесса и давать заключения. Как и защитник, он должен обращаться к суду с ходатайствами. Прокурор утверждает обвинительное заключение, присоединяясь к обвинительным выводам следователя, и тем самым выказывает намерение изобличить подсудимого перед судом. Поэтому с самого начала судебного разбирательства прокурор выполняет функцию обвинения, и только обвинения. Он не скрывает своей односторонности, в частности в ходе судебного следствия, зная, что интересы другой стороны надежно защищены адвокатом (другим защитником). В полную меру «работают» презумпция невиновности и принцип состязательности сторон. Но, конечно, прокурор осуществляет функцию обвинения разумно, в меру. Если прокурор видит, что исследованными в суде доказательствами обвинение не подтверждается, он обязан отказаться от него, и это должно влечь автоматически вынесение оправдательного приговора или прекращение дела.

Логика данной концепции требует признания того, что не только в суде первой инстанции, но и в вышестоящих судах прокурор — не орган надзора за законностью, а обвинитель. Подчиняясь этой логике, следовало бы считать, что прокурор должен приносить не протесты, а жалобы, причем только обвинительного характера, а в заседаниях кассационных и надзорных инстанций поддерживать эти жалобы и возражать (конечно, в

63

разумных пределах) против жалоб другой стороны. Заседания вышестоящих судебных инстанций следовало бы сделать состязательными и лишить прокурора привилегии давать в них заключения. Право выступать последним следует и здесь предоставить защите.

Взаимоотношения прокурора и суда первой инстанции определяются соотношением выполняемых ими функций: первый обвиняет, а второй — разрешает уголовное дело. В законодательстве и на практике наблюдается «перекос» этих функций, приводящий к тому, что суд фактически становится обвинителем.

Прокуроры далеко не по каждому делу публичного обвинения выступают в суде. Закон оставляет решение этого вопроса на усмотрение прокуратуры, которая ссылается на затруднения с кадрами, занятость прокуроров другой не менее важной работой (общий надзор и др.), а также учитывает социально-политическую ситуацию в стране. Например, число дел, по которым прокуроры поддерживали обвинение в судах, составляло: 1936 г. — 9,4%, 1937 г. - 9,3%, 1939 г. - 39,9%, 1946 г. - 46,5% (данные по СССР)1. В настоящее время прокуроры поддерживают обвинение в суде примерно по 45—50% уголовных дел. Приказ Генерального прокурора РФ от 24 ноября 1998 г. № 82 «О задачах прокуроров, участвующих в рассмотрении судами уголовных дел» обязывает прокуроров поддерживать обвинение по делам, рассматриваемым судом присяжных, по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, бандитизме, умышленных убийствах, и других опасных преступлениях, по делам несовершеннолетних. По остальным делам прокуроры решают вопрос о поддержании обвинения в суде, исходя из важности рассматриваемых судами дел. Отсутствие прокурора в суде приводит к возложению на суд функции обвинения. Судья исследует доказательства обвинения, ставит перед потерпевшим и свидетелями вопросы, изобличающие подсудимого в совершении преступления. Во избежание этого необходимо установить в законе обязанность прокуроров поддерживать в суде обвинение по всем делам публичного обвинения2. Уже теперь суды могли бы способствовать реализации этой идеи, поскольку их требование об участии прокурора в процессе обязательно для последнего (ч. 2 ст. 228 УПК РСФСР).

__________

1 Шифман М. Л. Прокурор в уголовном процессе. М., 1948, с. 31.

2 Работники прокуратуры считают участие прокурора в суде по всем делам публичного обвинения желательным, но невозможным из-за кадровых затруднений (потребуется дополншельно почти 8 тыс. платных единиц) и недостаточного финансирования.— Мыцыков А. Прокуратура. Проблемы развития.— Законность, 2000, № 1, с. 48.

64

Оглашение судьей обвинительного заключения в начале судебного следствия (ст. 278 УПК РСФСР) создает у публики и участников процесса впечатлений, что обвинение исходит от суда. Поэтому желательно установить, что обвинительное заключение оглашает прокурор, то есть лицо, поддерживающее обвинение. По той же причине необходимо, чтобы копия обвинительного заключения вручалась обвиняемому не судьей (ст. 237 УПК РСФСР), а прокурором, после чего начиналась бы процедура подготовки дела к слушанию. На этой стадии процесса обвиняемый должен знать содержание обвинительного заключения.

Действующий закон (ст. 280, 283, 287, 289 УПК РСФСР) предусматривает, что вопросы подсудимому, свидетелям, потерпевшему, эксперту задают сначала судьи, а потом, прокурор и другие участники процесса. Как правило, доказательства, сосредоточенные в уголовном деле и исследуемые в суде, — обвинительные. По этой причине судьи, задающие вопросы первыми, волей-неволей изобличают подсудимого в совершении преступления, то есть выполняют не свойственную им функцию обвинения. Прокурору остается только поблагодарить их за проделанную работу. При такой конструкции судебного процесса он утрачивает черты состязательности. Во избежание этого прокурор должен первым допрашивать свидетелей обвинения и представлять суду другие доказательства, изобличающие подсудимого в совершении преступления. И только после исследования доказательств сторонами судьям должна быть предоставлена возможность задавать вопросы допрашиваемым (такой порядок допросов предусмотрен в суде присяжных).

До недавнего времени в российском уголовном процессе применялась ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР, допускавшая вынесение судом обвинительного приговора при отказе прокурора от обвинения. Тем самым обвинительная функция перемещалась с прокурора на суд. Конституционный Суд РФ признал это положение ч. 3 ст. 248 УПК РСФСР противоречащим Конституции РФ, Поскольку оно искажало состязательную природу судопроизводства, возлагая на суд обвинительную функцию (постановление КС от 20 апреля 1999 г. в связи с запросом Иркутского районного суда Иркутской области)1.

__________

1 Высказано возражение: судьи КС якобы «ограничивают власть суда и отдают судьбу дела в руки прокурору» (Войков А.; Скворцов К, Рябцев В. Проблемы развития правового статуса Российской прокуратуры (в условиях переходного периода).—Уголовное право, 1993,-№ 2, с. 21). Авторы не учитывают, что власть суда по своей направленности не должна быть обвинительной, и что распоряжается обвинением прокурор.

65

Освобождение суда от обвинительных функций было достигнуто и благодаря постановлению КС от 14 января 2000 г. в связи с жалобой гражданки И. П. Смирновой и запросом Верховного Суда Российской Федерации. КС признал неконституционными положения ч. 1, 2, 4 ст. 256 УПК РСФСР, согласно которым суд имел право возбудить уголовное дело в отношении новых лиц, которым обвинение не предъявлялось, и даже подвергнуть их аресту. КС указал, что такого рода действия суда недопустимы, для органа, осуществляющего правосудие, поскольку они носят обвинительный характер. По мнению КС, уголовное преследование (не свойственное суду) возникает уже в момент возбуждения уголовного дела.

Для характеристики взаимоотношений прокурора с судом важно выяснить, в какой мере прокурор распоряжается обвинением. Издавна различают Legalitatsprinzip и Opportunitatprinzip. Первый (свойственный больше континентальной системе права) означает обязанность прокурора возбуждать уголовное дело в каждом случае при наличии признаков преступления и поддерживать государственное обвинение, пока для этого есть достаточные основания (для усмотрения прокурора не остается места). Второй (свойственный англо-американской системе права) предполагает право прокурора как представителя правительственной власти по своему усмотрению возбуждать или не возбуждать уголовное преследование, поддерживать обвинение в суде полностью, частично или вообще от него отказаться (при этом суд обвинителя не контролирует и связан его позицией).

Российский уголовный процесс тяготеет к первой модели (ст. 3 УПК РСФСР — прокурор во всех случаях обязан возбудить уголовное дело при наличии признаков преступления; ст. 248 УПК РСФСР — прокурор обязан поддерживать обвинение в суде, а при его неподтверждении — обязан обосновать отказ от обвинения; ч. 2 ст. 325 УПК — прокурор обязан опротестовать в кассационном порядке каждый незаконный и необоснованный приговор). Однако постепенно российское уголовное судопроизводство усваивает отдельные элементы второй модели. Статья 3 УПК РСФСР строго не соблюдается. Сам закон дает прокурору возможность прекращать уголовные дела с определенной долей усмотрения (ввиду изменения обстановки и личности обвиняемого - ст. 6, в связи с деятельным раскаянием — ст. 7, в отношении несовершеннолетних — ст. 8, в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим — ст. 9 УПК РСФСР). В связи с введением в России суда присяжных прокурор получил возможность в течение всего судебного процесса изменять обвинение в благоприятную для подсудимого сторону и отказываться от обвинения, то есть по своему усмотрению, основанному на доказательствах, распоряжаться обвинением. Особенно важно

66

то, что такая позиция прокурора не контролируется судом, который лишен права с ней не согласиться (ст. 430 УПК РСФСР). Это своеобразное проявление начала диспозитивности применительно к деятельности государственного чиновника в суде.

Право прокурора распоряжаться обвинением пытаются еще более расширить, предлагая перенести на российскую почву американский институт сделок о признании вины, когда прокурор договаривается (при участии судьи) с адвокатом о том, что подсудимый признает часть предъявленных ему обвинений в обмен на отказ прокурора от поддержания остальных обвинений. Такая договоренность влечет, как правило, отказ подсудимого от судебного разбирательства и вынесение судьей приговора по обвинениям, признанным подсудимым.

В США этот институт выглядит разумным и соответствует национальным традициям: он упрощает процесс, разгружает судебную систему (без него она просто «задохнулась» бы от избытка дел) и основывается на уважении к позиции психически здорового человека, имеющего право считать себя невиновным полностью или частично. Но российскому менталитету чуждо само понятие «сделки о признании». В российском уголовном правосудии сделка — явление аморальное, порочное, бесчестное; это торг, компрометирующий власть, свидетельствующий о ее бессилии, неспособности установить истину по уголовному делу1.

В условиях современной России «сделки о признании» будут способствовать распространению коррупции, и без того поразившей государственную систему. Сделки будут заключаться до суда, без суда и влечь необоснованное прекращение дел в части наиболее тяжких обвинений. Это позволит следователям уклоняться от раскрытия наиболее опасных преступлений и при этом сохранять благоприятные для себя статистические показатели. Об истине как цели процесса придется забыть. Адвокаты превратятся в ловких дельцов, заключающих (небескорыстно) соглашения с прокурорами. Последние забудут, что они некогда стояли на страже закона. Преимущество получат состоятельные обвиняемые. Судьи как участники сделок подорвут свою и без того шаткую репутацию. Правосудие превратится в торг.

Сторонники «сделок о признании» ссылаются на согласительные процедуры, получившие некоторое распространение в ряде европейских стран. Но эти процедуры — вовсе не «сделки о признании», а в частности, так называемое «восстановительное

__________

1 От «сделок о признании» следует отличать добровольное признание вины как обстоятельство, влекущее сокращение или устранение судебного следствия, допускаемые в суде присяжных (ст. 446 УПК РСФСР), а в соответствии с проектом УПК РФ — и в других судах.

67

правосудие»1. Его смысл состоит в том, что психолог, педагог, другое квалифицированное лицо с разрешения суда по делам о менее опасных преступлениях организует диалог между обвиняемым и потерпевшим. Обвиняемый объясняет мотивы совершенного преступления, раскаивается, обещает загладить причиненный вред, а потерпевший смягчается и прощает преступника. По достижении соглашения судья прекращает уголовное дело. Согласительные процедуры такого рода в Италии, Испании, Франции никоим образом нельзя отождествлять со «сделками о признании» между прокурором и адвокатом. Данные о том, что во Франции прокуроры в 55% случаев отказываются от уголовного преследования, поскольку не известно лицо, совершившее преступление, во-первых, сомнительны, а во-вторых, не имеют отношения к «сделкам о признании». Что касается Германии, то там «сделки о признании» в основном отрицаются2.

Нельзя согласиться с тем, что упомянутые «сделки» имеют «гуманистическое значение», так как экономят репрессию3. В данном случае экономия достигается благодаря нераскрытию тяжких преступлений, а это вовсе негуманно в отношении населения, пребывающего в страхе перед преступностью.

Вызывает возражения также следующее утверждение: «Практика (у нас.— И.П.) давно уже идет по пути фактического совершения сделки: по делам, где обвинение основано на противоречивых доказательствах, суд склонен принимать максимально мягкое решение», против чего защита не возражает, «боясь ухудшить положение подзащитного излишней принципиальностью»4. В данном случае беспринципны как судья, так и адвокат. При недостаточности улик суд беспринципно заменяет оправдательный приговор смягчением наказания, а адвокат Вместо того, чтобы добиваться оправдания подсудимого, боится рассердить суд и просит лишь о смягчении наказания.

В. А. Лазарева считает, что «система предварительного следствия (в отличие от американской.— И.П.), предусматривающая в целом достаточные механизмы защиты прав участвующих в нем лиц, гарантирует достижение истины как цели уголовного процесса», поэтому при отсутствии правового спора повторное исследование доказательств в суде «не вызывается необходимо-

__________

1 3ер X. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. М., 1998.

2 Эти не совсем точные ссылки на западно-европейское законодательство приводит В. А. Лазарева (Указ, соч., С. 187—188).

3 Лазарева В. А. Указ, соч., с. 187.

4 Там же, с. 197.

68

стью»1. Автор слишком хорошего мнения о нашем предварительном следствии, где, по многим сообщениям печати, нередко еще бьют, пытают, обманным путем добывают признания и заботятся о том, чтобы обвиняемые от признаний в суде не отказывались. Отсюда — недопустимость сделок, основанных на признании.

Что касается позиции Совета судей РФ, то она, по-видимому, объясняется перегрузкой судебной системы, длительными сроками продвижения в судах уголовных дел, вызывающими справедливые упреки граждан, и желанием любой ценой устранить эти негативные явления. Многие судьи поэтому не только за «сделки о признании», но и другие упрощенные процедуры, сокращение или устранение судебного следствия, вынесение приговоров без мотивировочной части, неполную апелляцию, единоличное рассмотрение судьями уголовных дел, сокращение подсудности суда присяжных и даже полное его устранение, право вышестоящего суда ухудшать положение подсудимого без возвращения дела для повторного рассмотрения в суд первой инстанции и т. д. Такие настроения вызывают тревогу, потому что судьи заботятся о создании удобств в собственной работе ценой отказа от ряда процессуальных гарантий защиты прав личности.